В это время года в северной Вирджинии дожди, как в тропиках, начинаются внезапно и идут стеной. Видимость в такую погоду почти нулевая – мир прячется за серой, туманной, бесформенной водяной завесой. До заката оставалось еще несколько часов, но я не различала даже капот своей машины. Казалось, что все – дома, отбойники на шоссе и другие машины – смыло дождем. Я ехала вслепую.
Где-то впереди был дом – укромный уголок в лесу с видом на уютную улочку. Моя тихая гавань. Нужно было добраться туда как можно скорее. Тогда бы все наладилось. Но до дома было километров тридцать. Я свернула на оживленную четырехполосную дорогу. Машины стремительно пролетали мимо.
Куда они несутся на такой опасной скорости?
Пробравшись к нужному съезду, я выехала на Кольцевую дорогу, петляющую по пригородам Мэриленда и Вирджинии. Казалось, теперь должно стать проще. Я ездила здесь бессчетное количество раз. Но в тот день шоссе выглядело совсем иначе.
Почему я не могу сообразить, где я? Неужели из-за дождя?
Мне был нужен западный съезд на шоссе Литл-Ривер. Но я его не видела.
Я что, уже съехала на шоссе? Почему я этого не помню? Я заблудилась? Непонятно.
Я не знала, где я, но понимала, что еду уже не по трассе. Продолжая двигаться вперед, я вдруг вместо знакомых улиц и домов увидела огромный торговый комплекс. Серые здания, бескрайние парковки, въезды в темные гаражи.
Что я здесь делаю? Откуда здесь взялся этот мрачный торговый центр, который я ни разу в жизни не видела?
Я будто перенеслась в другое время или в параллельный мир. Все это было очень странно, но не сильно беспокоило и не пугало меня. Я чувствовала себя героем фильма, который во время грозы загадочным образом оказался там, куда никогда не планировал попасть. Все было не тем, чем казалось. И все было не так, как должно было быть.
Я хотела домой, но не знала, что делать. Притормозив на обочине, я свернула на большую парковку и стала вертеть в руках мобильный. На нем точно было приложение, которое помогло бы мне добраться до дома, но я не могла вспомнить какое. Я уставилась на иконки на экране, но все они казались мне незнакомыми. Я нажимала то на одну, то на другую, но все без толку. В конце концов я увидела значок навигатора Waze, ткнула на него и, следуя указаниям, поехала дальше.
В какой-то момент я проехала мимо большой строительной площадки – здание, которое на ней возводилось, занимало целый квартал. Оно сверкало новизной и казалось почти законченным. Огромная вывеска гласила, что скоро здесь откроется супермаркет Giant.
Giant! Как здорово! Вот бы в нашем районе тоже построили новый Giant!
Так, стоп. Это же и есть наш район! Я добралась до знакомых мест! Этот Giant строят у нас!
Но моя радость быстро испарилась. Да, скоро здесь появится наш новый продуктовый магазин. Но станет ли он моим? Доживу ли я до его открытия?
И вдруг я, сама не зная как, оказалась на подъездной дорожке к дому.
Моему мозгу становилось все сложнее работать нормально. Все чаще мне приходилось прилагать усилия для выполнения упорядоченных последовательных действий. Я больше не справлялась с теми простыми задачами, которые раньше не вызывали затруднений, не могла разложить их по полочкам в своей голове. Каждый шаг сам по себе был знаком и понятен, но последовательность действий в целом казалась чем-то таким же сложным, как эксперименты в лаборатории. Я знала, что без ремня безопасности ездить нельзя, и даже смутно представляла, где он находится. Но я не могла произвести элементарные действия, чтобы пристегнуться, хотя всего пару дней назад делала это автоматически.
Какая часть моего мозга перестала функционировать? Похоже, что нарушились связи между префронтальной корой и гиппокампом. Это неприятно напоминало о том, как я, изучая шизофрению, искусственно разрывала те же связи в мозгах крыс. Возможно, неработающие области можно было определить, если бы я прошла серию нейропсихологических тестов по мере того, как мое состояние ухудшалось. Но никто не проверял меня так, как я своих крыс когда-то, – с помощью контролируемых экспериментов, тщательно проработанных для того, чтобы проследить конкретные нарушения поведения. Но сходство с теми изувеченными грызунами и правда было: я не могла выбраться из лабиринта улиц своего уютного района и найти место, где было безопасно и где меня ожидало вкусное вознаграждение.
Мои затруднения были в чем-то похожи на те, что испытывают люди с диспраксией – синдромом, появляющимся при нарушении моторики и координации движений, а также потерей двигательной памяти. Диспраксия может быть вызвана нарушениями в развитии. Например, актер Дэниел Рэдклифф открыто рассказывает о своей борьбе с этим недугом. Также она встречается у пациентов с болезнью Альцгеймера, и ее симптомы со временем могут усугубляться. Сначала у больных возникают проблемы со сложными моторными навыками, позже они часто не могут выполнять и простые действия – например, почистить зубы. В конечном итоге некоторые теряют даже способность глотать.
С такими же сложностями сталкиваются те, у кого повреждена кора теменной доли мозга. Теменная доля также связана с умением читать и считать. Поэтому диспраксии часто сопутствуют дислексия и дискалькулия (проблемы с арифметикой, которые немного позже возникли и у меня). Если бы мы вовремя обратили на это внимание, то смогли бы предположить, что нарушения в моем мозге зашли довольно далеко.
Помимо диспраксии я страдала от потери зрительно-пространственной памяти. Именно поэтому мне было так сложно вспомнить, где я, и сориентироваться в пространстве. Схожие проблемы испытывают люди с топографической дезориентацией (DTD)
[30], которые с раннего возраста, а иногда и с рождения путаются в знакомой обстановке. Так же, как я не могла найти дорогу к дому, где прожила уже тридцать лет, они не узнают хорошо известные им места, сколько бы раз ни ходили одним и тем же маршрутом. В моем случае такое состояние было временным и продлилось недолго, люди с подобным расстройством вынуждены мириться с этим всю жизнь.
В осуществление ориентации в пространстве вовлечены несколько областей мозга и богатая сеть нейронных связей между этими областями. Но ключевую роль играют префронтальная кора и гиппокамп. При врожденной топографической дезориентации, вероятно, нарушается связь именно между этими двумя областями – к такому мнению склоняются нейрофизиологи по результатам МРТ пациентов с этим редким расстройством.
Возможно, со мной происходило именно это. Похоже, моя префронтальная кора перестала нормально функционировать и, вероятно, начала терять связь с остальными частями мозга, включая не самый заметный, но такой важный гиппокамп. Возможно, из-за отсутствия сообщения между двумя этими отделами я и не могла понять, где нахожусь, даже когда ехала по району, который знала уже много лет.
