– И вы сможете восстановить отношения в семье, – сделал вывод Джулиан.
– Да, именно.
– Но семья не воссоединится, если ты бросишь учебу.
– Точно! Я знала, что ты меня поймешь!
– Угу, – пробормотал Джулиан. – Дерьмовый план.
В ужасе я посмотрела на него.
– Что, почему?
Джулиан глубоко задумался, размышляя, как лучше выразить мысль.
– Я понял твое намерение, Мика, но все не так работает. Сама подумай. Например, я ни за что не стану заводить дружеские отношения с человеком, который решительно выступает за легализацию оружия. И я не изменю своего мнения об этом человеке, если ты согласишься пойти вместо него на протест против оружия. Он-то свою позицию не изменит.
– Нет, – машинально возразила я и вскочила с матраса – я вдруг сильно разволновалась и не смогла усидеть на месте. Те же сомнения уже грызли меня сегодня, и своим замечанием Джулиан только подлил масла в огонь. – Все совершенно по-другому.
Он следил за мной взглядом.
– Уверена?
– Да, – настаивала я, но прозвучало это ни разу не убедительно. Речь ведь шла не о протесте, а о всей моей жизни. Должны же папа с мамой оценить эту жертву. Если они, конечно, вообще воспринимают мой выбор как жертву. Едва я об этом подумала, тут же отогнала сомнения твердой решимостью. – Точно сработает.
– Мне только остается пожелать тебе успеха, – совершенно искренне сказал Джулиан: он и сам хотел бы ошибиться, лишь бы я получила то, что хотела. – Но, по моему опыту, не стоит рисковать собственным счастьем, чтобы угодить другим.
Замерев, я посмотрела на него сверху вниз.
– А ты кого пытался осчастливить?
– Всех, – вздохнул он тяжело.
– Это же очень много.
– Знаю, и это меня едва не сломало, – признался он. – Не повторяй моих ошибок. Представь, что родителям вдруг станет все равно, не надо будет беспокоиться за Эдриана и фирму и ты сможешь сама выбрать специальность: что бы ты изучала?
Я заметила, что он перевел тему и не стал дальше рассказывать о себе, но решила подыграть.
– Искусство.
– И почему это меня ни капли не удивляет?
Я пожала плечами и села обратно на матрас.
– Я не смогу ответить на вопрос, когда родился Моне или умер Пикассо. Спроси меня об эпохах – придется погуглить, но я обожаю рисовать. Больше, чем что-либо другое.
– Почему?
Предполагается, что глупых вопросов не бывает, но в моих глазах этот явно был одним из не самых умных.
– Потому что искусство пробуждает наши чувства. Нельзя сотворить шедевр, не имея сердца, как нельзя и смотреть на него без сердца. Искусство всегда вызывает отклик в душе – дай только время захватить тебя.
Не представляю, имело ли все сказанное для Джулиана хоть какой-то смысл. Как по мне – все просто и понятно, но родители все равно считали глупостью. Они из тех людей, кто осматривает картины беглым взглядом. Не видят ничего, кроме текстуры и цвета краски, не воспринимают чувств, которые художник вплетал каждым мановением руки, движением карандаша или мазком кисти.
– Надеюсь, прозвучало не совсем безумно.
Джулиан замотал головой.
– Вовсе нет. Я тебя понимаю.
– Правда?
– Да. Люди в основной массе воспринимают архитектуру лишь как средство достижения цели, как крышу над головой. Но это ведь тоже искусство.
Отодвинув ноутбук в сторону, я проползла по матрасу ближе к Джулиану и прислонилась спиной к стене. Мы сидели очень близко, прижимаясь друг к другу ногами.
– Какое у тебя любимое здание? Нет, подожди. Дай угадаю. Эмпайр-стейт-билдинг?
– Нет.
– Опера в Сиднее?
– Опять мимо.
Задумчиво я почесала затылок. Я знаю не так уж и много знаменитых зданий, разве что самые избитые, которые любому дураку придут на ум в первую очередь. Эйфелева башня, Колизей, Крайслер-билдинг…
– Тадж-Махал?
– Нет.
Я обиженно насупилась.
– Ладно, сдаюсь. Выкладывай.
– Я обожаю Хабитат 67.
– Что?
Звучит как имя покемона.
– Хабитат 67, – объяснил Джулиан. – Жилой комплекс в порту Монреаля. Спроектирован архитектором Моше Сафди в стиле брутализма, а построен в шестидесятых.
Джулиан наклонился и дотянулся до ноутбука. Открыл поисковую систему, и уже через мгновение на экране красовалась фотография Хабитат 67.
Следует признать, выглядит впечатляюще.
– Похоже на лего.
Джулиан рассмеялся.
– Ничего удивительного. Он смоделирован по принципу конструктора, а для макета Сафди буквально использовал «Лего». Ходили слухи, что компания «Лего» собирается выпустить набор «Хабитат 67», но этого так и не случилось.
– Жаль, было бы круто. Что еще интересного про него рассказывают? – Я выжидающе уставилась на Джулиана. Моя заинтересованность в архитектуре имела свои пределы, к тому же я наверняка скоро забуду все, что мне поведали, но мне нравилось слушать рассказы Джулиана, нравилось, как загорались его глаза после моих вопросов.
– Хабитат 67 построили для Экспо 1967. Видишь сколько кубиков? – Он ткнул пальцем в экран. – Их ровно 354. Первоначально планировалось сделать 1350, но из-за высокой стоимости и критики со стороны общественности так и не удалось закончить.
– Ты бы хотел там пожить?
– Может, дня два, не больше.
– А я с тобой.
Каникулы с Джулианом показались соблазнительной идеей. Никаких родителей. Никакой учебы. Подальше от этого города и воспоминаний об Эдриане, которые только то и творили, что я сильнее по нему скучала.
– Может, Сафди разрешит нам пожить в его квартире.
– Это было бы очень мило с его стороны.
– Вот и позвоню ему попозже.
– В самом деле?
– Что? – Джулиан нервно рассмеялся. – Нет. Как будто я могу быть знаком с Моше Сафди.
Я пожала плечами.
– А почему нет?
– Этот человек – легенда!
– Как скажешь, – ухмыльнулась я. Скорее всего, лишь единицы знали о существовании Моше Сафди, но я понимала Джулиана. У меня было то же самое с Такеши Обата или Эммой Риос. Мало кто знал их имена, но я затряслась бы, как безумная фанатка, представься мне возможность встретиться с ними.
Джулиан рассказал еще кое-что о брутализме, а потом мы снова включили фильм, чтобы досмотреть. Я бы предпочла послушать истории друга, но раз уж его так интересовало, о чем говорят люди в документалке, я, прикусив язык, тихонечко сидела рядом.
