Она тут же покрылась гусиной кожей, и в то же время с удивлением поняла: ей хочется, чтобы Гейб испытывал к ней какое-то более прочное и глубокое чувство, чем просто сексуальное желание.
— Ты угощаешь? — спросила она.
— Да, я угощаю, — сказал Гейб с легкой улыбкой.
— Пойдем, Эдвард, — сказала Рэчел, обернувшись назад. — Перекусим чего-нибудь.
— Я не хочу есть.
— Я знаю, ты любишь дыню. Мы тебе раздобудем кусок дыни.
Они подошли к центру спортивной площадки, где над мерцающими жаром углями жарились на вертелах несколько свиных туш. Рэчел поморщилась.
— Я, пожалуй, лучше съем вареной кукурузы.
— А я-то думал, что девушки из сельской местности лишены сентиментального отношения к животным.
— Ко мне это не относится. И кроме того, там, где я жила, люди занимались выращиванием соевых бобов.
Гейб не стал ее больше дразнить, потому что и сам не был большим поклонником жареной свинины. Вскоре он, Рэчел и Эдвард уже сидели у торца длинного стола, а перед ними стояли тарелки с вареными кукурузными початками, смазанными маслом. Гейб взял себе еще хот-дог и салат из шинкованной капусты, надеясь, что, глядя на него, Рэчел тоже почувствует прилив аппетита и съест побольше. Рэчел, однако, отказалась и от хот-дога, и от салата, и теперь Гейб не знал, как с ними справиться, ведь у него самого не было ни малейшего желания их есть.
— Ты уверен, что не хочешь еще одну сосиску, Эдвард? — спросил он. — Я к ней еще не прикасался.
Мальчик отрицательно покачал головой и взял со своей тарелки кусок дыни. Гейб обратил внимание, что с того самого момента, как они уселись за стол, Эдвард то и дело украдкой поглядывает на соседний стол, где расположились мужчина с мальчиком примерно того же возраста, что и он.
Наконец Рэчел тоже перехватила его взгляд.
— Этот мальчик вместе с тобой ходит в детский сад, Эдвард? — спросила она. — Похоже, ты его знаешь.
— Угу. Его зовут Кайл. — Эдвард взглянул на свою порцию дыни. — А меня зовут Чип.
Рэчел бросила на Гейба раздраженный взгляд поверх головы Эдварда. Тем временем Кайл и его отец бросили свои опустевшие одноразовые тарелки в бак для мусора. Эдвард продолжал внимательно наблюдать за ними. После того как в мусорном баке исчезли и пластиковые чашки. Кайл повернулся к отцу и требовательным жестом поднял руки. Мужчина улыбнулся, подхватил его и усадил к себе на плечи.
В это мгновение на лице Эдварда появилось выражение такой тоскливой зависти, что Гейб невольно поморщился.
Казалось бы, все так просто: отец несет на плечах сына.
Эдвард был уже достаточно тяжел для того, чтобы Рэчел носила его. Тяжел для матери, но не для отца.
Подними меня, папа! Подними меня, а то мне ничего не видно!
Гейб отвернулся.
Рэчел видела все происходящее за соседним столом, и по ее лицу Гейб понял, какие усилия от нее потребовались, чтобы взять себя в руки. Трудно смириться с тем, что не все в этой жизни доступно матери и ее сыну. Чтобы как-то отвлечься, она открыла сумку.
— Эдвард, ты весь извозился. Дай-ка я тебя вытру…
На мгновение она словно окаменела, затем резким движением сунула руку в сумку и стала лихорадочно шарить в ней, перебирая ее содержимое.
— Гейб, у меня кошелек пропал!
— Дай-ка я посмотрю.
Гейб взял у нее сумку и заглянул внутрь. Он увидел ручку, чек из лавки зеленщика, комок туалетной бумаги, небольшую заводную пластиковую игрушку и упаковку гигиенических тампонов с прорванной оберткой. Заметив тампоны, Гейб невольно подумал, какие внутренние терзания должна была испытать Рэчел, прежде чем их купила.
— Может, ты оставила его дома?
— Нет! Он был в сумке, когда я открывала ее, чтобы достать салфетку, которой ты вытер ботинок.
— Ты уверена?
— Абсолютно! — На Рэчел было жалко смотреть. — Помнишь, я недавно налетела на тебя сзади? Это произошло оттого, что меня кто-то сильно толкнул. Наверное, именно в этот момент у меня и вытащили кошелек.
— Сколько там было денег?
— Сорок три доллара. Это все мои деньги.
У Рэчел был такой убитый вид, что у Гейба сердце облилось кровью. Он знал, что Рэчел Стоун — сильный человек, и убеждал себя в том, что она справится и с этой бедой, но в то же время невольно задавал себе вопрос: сколько раз эта женщина, сбитая с ног очередным ударом судьбы, сможет снова подниматься на ноги? Жизнь явно обходилась с ней слишком сурово.
— Я пойду посмотрю — может, кошелек выпал у тебя из сумки в тот самый момент, когда тебя толкнули, и кто-нибудь положил его на ближайший стол.
По ее лицу Гейб понял: она не верит в то, что кошелек найдется, да и сам он в это не верил. Для этого Рэчел была чересчур уж невезучей.
Они встали из-за стола, очистив его от использованной посуды. Рэчел старалась не показывать Гейбу, насколько она расстроена пропажей кошелька, но это было нелегко. Слишком уж она нуждалась в пропавших сорока трех долларах, чтобы дотянуть до следующей недели.
Гейб и Рэчел пошли прочь от столов, Эдвард поплелся за ними следом. По дороге они миновали прилавок с пирожными, за которым работала Кэрол. Рядом с ней стояла пожилая женщина, одетая в ярко-красные спортивные брюки и блузку, покрытую красно-желтым узором. Рэчел узнала в ней бабушку Эмили, маленькой девочки, которая страдала от лейкемии.
Рэчел сразу же поняла, что ее заметили, и у нее упало сердце.
— Миссис Сноупс!
— Что ты делаешь, Фран? — нахмурилась Кэрол, увидев, как ее помощница, выскочив из-за прилавка, стала пробираться сквозь толпу в сторону Рэчел.
Женщина обернулась назад так резко, что деревянные серьги закачались в ее ушах.
— Я попросила миссис Сноупс, чтобы она приехала к моей дочери и помолилась за Эмили, — сказала она и, снова повернувшись к Рэчел, улыбнулась.
— Как ты могла! — воскликнула Кэрол. — Она же шарлатанка!
— Это не правда, — мягко возразила Фран. — Ты ведь знаешь, как нам нужна помощь Всевышнего. Только чудо может спасти Эмили.
— Никакого чуда ты от нее не добьешься! — Темные глаза Кэрол вонзились в Рэчел, жесткие, острые черты ее лица исказила гримаса упрямства и злобы. — Да известно ли тебе, Рэчел Сноупс, сколько выстрадала эта семья? Как ты можешь безответственно обнадеживать этих людей?
Рэчел хотела было возразить, что она никого не обнадеживала, но Кэрол, не давая ей открыть рот, снова обрушилась на нее:
— И сколько же ты собираешься с них содрать? Не сомневаюсь, твои молитвы дорого стоят.
— Я вообще больше не молюсь, — сказала Рэчел и, глубоко вздохнув, посмотрела прямо в глаза бабушке Эмили. — Простите, я не смогу помочь вам. Я больше не верю в Бога.
