– Что случилось? – шепчет она.
Его мокрое лицо в красных пятнах от плача, а глаза кажутся ещё больше от слёз. Он смотрит на неё, и, помедлив, она тянется к нему, чувствуя себя глуповато. Он ныряет под её руку, прижимается к боку, и девочка телом ощущает его всхлипы.
– Кошмар приснился, – невнятно говорит он.
Она гладит его по волосам. В них забился песок.
– Можешь мне рассказать, если хочешь.
– Я был где-то не здесь, и у меня была кровать, огромная, как океан. Там было окно, и перед ним стояли двое, но у них не было лиц, и я не помню, кто они такие.
– Они сделали тебе больно?
Он отрицательно качает головой. Она чувствует это рёбрами.
– Они просто стояли там и смотрели на меня. Один пел, а другой потянулся потрогать меня за голову, а потом я проснулся.
Он отодвигается, и она может посмотреть ему в лицо. Слёзы больше не льются, но глаза всё такие же круглые.
– Ты знаешь, кто они такие? – Он умоляюще смотрит на неё, и она с трудом сглатывает.
Это родители. Родители, которые пели ему колыбельную и укладывали спать. А для Тимоти это кошмар. Он едва помнит, что потерял, осталось только ужасное чувство, что он лишился чего-то очень важного в жизни. Видеть дикий ужас на его лице больно. Больно не только за него, но и за себя.
Чем дольше она остаётся здесь, тем больше частей самой себя она потеряет. Теперь она уверена: это уже началось. Однажды она проснётся и не сможет вспомнить не только мамино лицо. Она не вспомнит, что у неё вообще были родители.
Тимоти всё смотрит на неё с надеждой и ждёт ответа. Не будет ли ещё более жестоко сказать ему? Если Тимоти узнает, что люди из его сна – его родители, не хлынут ли в этот шлюз и все остальные воспоминания о том, чего он лишён? Может быть, лучше знать только, что чего-то не хватает, но не знать, чего именно. Питер, наверное, ужасный эгоист, если он забрал такого малыша от мамы и папы.
– Мне кажется… – В голосе прорезается злость на Питера. Она сглатывает и начинает снова. – Мне кажется, люди из твоего сна – они очень тебя любят. Не нужно их бояться.
По лицу Тимоти мгновенно пробегает искреннее облегчение. Она завидует ему, злится на него и в то же время, как только он снова прижимается к ней, хочет защитить его. Она старается не отодвигаться, обнимает его и чувствует, как он обмякает.
– Расскажешь сказку? Как тогда? – тихонько, едва слышно бормочет он. Голос у него – как тёплое молоко, но она всё так же напряжена, мышцы застыли, и он отодвигается.
Жалит страх. Вдруг она не вспомнит ни одной истории? Вдруг она опять всё перепутает?
Она заставляет себя расслабиться, прижимает к себе Тимоти и старается не обращать внимания на то, как колотится сердце. Тимоти изгибается, чтобы посмотреть на неё. Это же не Питер. Это просто малыш, которого унесло так далеко от семьи, что он даже не помнит, что такое семья.
Она никогда толком не размышляла о том, что у неё нет ни братьев, ни сестёр. Когда она узнала, что у неё будет маленькая двоюродная сестричка (это если она вернётся домой), она начала представлять себе, каково это – учить кого-то тому, что знаешь сама. Если бы у неё были братья или сёстры, она, наверное, была бы хорошей старшей сестрой, берегла бы их, любила – прямо как мама с дядей Майклом и дядей Джоном.
– Я попробую, – говорит она. По крайней мере, пока что она помнит свою семью, пусть и забыла собственное имя. Она ещё не всё потеряла, так что она может немножко успокоить Тимоти.
– Какие истории ты любишь?
– Про приключения. – Он уже говорит сонно, будто его убаюкала ещё не рассказанная история.
– Хорошо, про приключения.
Тимоти кивает – она чувствует это рёбрами, когда глубоко вдыхает. В самых тёмных тенях среди листвы, где воздух густой, чёрный и фиолетовый, лениво поблёскивают светлячки. Неверленд замер перед рассветом, над головой всё сияют звёзды – ярче, чем те, что светили дома. Стрекочут насекомые, незнакомая ночная птица поёт свою удивительную песню.
– Давным-давно жила Ловкая Швейка… – она волнуется.
Но когда сомнения уже вот-вот победят, вдруг налетает вдохновение. Можно не вспоминать мамины истории, а придумать свои! В конце концов, мама так и делала. Она продолжает рассказ и обнаруживает, что хитро улыбается.
– И была у Швейки дочь, тоже очень умная, но вместо шитья и колдовства она стала учёной.
Она волнуется, когда говорит, гордость переполняет её. Тимоти отодвигается и смотрит вверх.
– Что значит учёной?
– Ой. Ну это человек, который читает книжки и изучает, как растут животные и растения, как движутся планеты, как лечить людей, когда они болеют. – Она старается подбирать слова, которые были бы ему понятны.
Тимоти хмурится. Волосы взъерошены с одной стороны, где он прижимался к ней, и она машинально тянется пригладить их. Он смирно терпит, но продолжает хмуриться.
– Читать книжки – это не приключение, – говорит он. Он не осуждает её, как сделал бы Питер, но как будто начал разочаровываться. Но говорит неуверенно, словно хочет, чтобы его переубедили. Она быстро обдумывает это и возвращается к рассказу.
– Ну дочь Швейки была не из таких учёных. Все её приборы были ещё и волшебными. У неё был телескоп, в который можно было увидеть все самые далёкие звёзды на небе. И… И ещё он мог перенести её на те звёзды, чтобы она могла познакомиться с людьми, которые там жили, и на другие планеты тоже.
Тимоти перестаёт хмуриться.
– Тогда ладно. Мне нравится волшебство.
Он снова прислоняется к ней. Она задумывается: не оказались ли они сами на другой звезде? Голос чуть срывается, когда она продолжает, но Тимоти как будто не замечает.
– У дочери Швейки был ещё волшебный компас, который не только указывал на север, как все остальные компасы, но ещё показывал путь к самым интересным приключениям…
Тимоти не шевелится, пока льётся рассказ. Похоже на то, как мама рассказывала истории, только ещё лучше, будто они сочиняют вместе. Теперь не так страшно, не так одиноко. Пусть мамы рядом нет, но она точно уверена: скоро они разыщут друг друга.
Солнце встаёт внезапно: свет вдруг брызжет сквозь листву. Она увлеклась рассказом или это день набросился, как тигр, стремительно, грубо, как и всё остальное в Неверленде? Вопль разбивает тишину лагеря – это то ли крик петуха, то ли боевой клич; Тимоти резко выпрямляется, моментально переходя от полудрёмы к тревожному ожиданию. Она смотрит вниз с помоста.
Питер стоит рядом со вчерашним кострищем, будто с восходом солнца свалился туда прямо с неба. Даже отсюда видно, какие у него розовые щёки, сверкающие глаза и взъерошенные волосы. Волосы Тимоти тоже не в порядке, но у Питера они какие-то заострённые и опасные. Похоже на изломанную корону на его голове, а листья, которые запутались в волосах, будто растут из черепа.
