За блестящими стёклами очков уголки глаз расчертили «гусиные лапки», и это неожиданно. Когда он вырос? А она сама? Она так цеплялась за того мальчика, которым был Джон, того, который летел к звёздам вместе с ней, что совершенно пропустила его взросление.
Этот новый Джон просто однажды появился перед ней – уже не мальчик, а мужчина со своими представлениями о том, как ей следует себя вести. Она вдруг понимает: пусть он её брат, но она совсем его не знает. Ей нечего спросить у него, чтобы не выглядеть глупо. С кем он дружит? Есть ли у него избранница? Собирается ли он когда-нибудь жениться?
Он упоминал раньше, что у него назначена важная встреча, объясняя этим, что не может задержаться надолго. Когда он навестил её впервые – спустя месяцы после того, как бросил её здесь, – он говорил о деловых перспективах, что-то о том, чтобы продавать товары со всего мира в Англии, но больше он об этом ни разу не упомянул. Когда она спросила, он сморщился, помрачнел и сдавленным голосом объявил, что деловые вопросы – это не женская забота. Она задаётся вопросом: неужели это вложение не принесло выгоды? Это о деньгах он так беспокоится – о том, что за её пребывание здесь нужно платить, как и за дом, в котором они выросли?
Вина и страх впиваются в неё. Не зная, что сказать, Венди решает молчать. Она складывает руки на коленях и смотрит, как Джон разливает чай, добавляет сахар, размешивает и осторожно кладёт ложечку рядом. Его движения аккуратны, словно всё вокруг слишком хрупкое, а не только она сама. На висках у него седина под стать морщинкам в уголках глаз. Она вспоминает, как он обхватил её руками и держал, а она кричала, царапалась и тянулась расколотить ещё одну тарелку. Тогда в его волосах не было седины, но однажды разглядев, Венди уже не может не замечать её, пусть он и младший брат.
Теперь она вдруг видит, как он быстро возмужал, пока она не замечала. Сердце переворачивается в груди. Она не была ему старшей сестрой с тех пор, как они вернулись из Неверленда, – не такой, какой следовало. Смерть родителей всей тяжестью упала на него, а не на неё. А она сама только добавила веса ноше на его плечах. Ему пришлось вырасти и забыть Неверленд. У него не было выбора.
А что она? Ей нечем было себя занять, как Джону. Она не могла отправиться на войну, как Майкл. Какой выбор был у неё, женщины? Только замужество и материнство – но ей уже хватило игры в мать в Неверленде. Она не могла выразить, как её пугала мысль о том, чтобы выйти замуж. Джон не раз намекал на это ещё до лечебницы. Он даже пытался подстроить случайную встречу, приглашал в дом какого-то молодого человека, будто не знал, что Венди дома, и звал всех на чай.
Джон хотел ей добра, уж это она понимает. Он не просто желал сбыть с рук проблемную сестру; она уверена, он искренне надеялся, что она будет счастлива в дальнейшем. В конце концов, какая женщина не хочет замуж? Но оказалось, что Венди теряла дар речи при одной мысли об этом, одновременно и сердясь, и пугаясь. Она не сказала тому молодому человеку ни слова, в комнате висела неловкая тишина, пока молодой человек не начал походить на испуганного зверька, которого загнали в угол, и Джон наконец признал поражение.
Если взрослеть значило выходить замуж, то неудивительно, что она так вцепилась в Неверленд, отказываясь его отпускать.
Теперь она видит, каким грузом всё это лежало на плечах Джона, но видит и другое. Она вела себя жестоко и не думала о своём поведении, вновь и вновь ранила брата и требовала, чтобы он посмотрел на кровь. Она открывает рот, в горле теснятся слова извинения. Но Джон заговаривает первым:
– У меня хорошие новости. – Джон протягивает ей чашку. Та звенит на блюдце. – Я кое-кого нашел… Ну, то есть, мы с Майклом кое-кого нашли, кто хотел бы… – Он откашливается. – Я хочу сказать, что тебе делают предложение, Венди.
Слова падают камнем, и всякие извинения испаряются из головы. Пальцы немеют на блюдце, хрупком, как яичная скорлупа. Чашка соскальзывает и падает на стол. Летят осколки, брызжет горячий напиток. Джон вскакивает, переворачивая стул. Над усами пылают щёки. Он волнуется, но сразу берёт себя в руки и успокаивающе машет санитару, который стоит на почтительном расстоянии и наблюдает за ними.
– Боже мой. Ну, ничего, ничего, дорогая.
Он прибирается, а Венди, застыв, наблюдает за ним. Она – изваяние, кожа, натянутая на ледяную сердцевину, твёрдая и недвижимая. Она – девочка в ванной. Она так и не выбралась. Она заморожена, проморожена насквозь.
– Я понимаю, непросто так сразу осознать. – Джон на неё не смотрит; щёки его так и пылают. – Но Нед – отличный парень. Его отец, он… Его отец весьма помог мне в делах. Они отличная семья. Нед тебе отлично подойдёт.
Нед. Имя глухим стуком отзывается в черепе. Джон замечает, сколько раз он сказал слово «отличный»? Кого он пытается убедить, сестру или себя самого? Такой ли уж отличный парень Нед, если зовёт замуж женщину, которую никогда не видел? А Джон – он что, забыл свою последнюю провальную попытку сватовства? С тех пор ничего не изменилось. Как женщине, ей полагается выйти замуж, найти мужа, который будет о ней заботиться, а ей уже двадцать семь – она уже почти слишком старая.
Она представляет себе высоченного мужика с лицом Джеймисона, толстой шеей и улыбкой, как лезвие ножа, – такого мужика, какие вырастают из мальчиков, любящих отрывать мухам крылышки. Она представляет мужчину вроде доктора Харрингтона, с добрым лицом и пристальным взором, который изучает её. Мужчину, который, может, и желает только добра, но точно так же способен разобрать её на части.
И зачем Джон упомянул отца Неда? Она задаётся этим вопросом, потому что Джон прячет глаза и продолжает краснеть. Джон должен этому человеку денег? Он хочет продать её и выплатить этим долг?
Как Джон может так поступить с ней? Как раз когда она подумала, что наконец поняла его, как раз когда решила, что пропасть между ними начала сокращаться.
– Думаю, ты будешь рада. Даже если… Даже если ты полагаешь, что не хочешь замуж, так ведь будет лучше, чем здесь, правда? – Джон наконец унимает руки и умоляюще смотрит на неё. – Скажешь что-нибудь, Венди?
– Что мне сказать? – Она встречает его взгляд твёрдо и не мигая. Глубоко подо льдом, что покрыл её сердце, Венди Дарлинг, девочка, которая помнит, как летать, кричит.
– Скажи, что рада. Или хотя бы что обдумаешь это, – Джон придвигает стул ближе, садится и берёт её руки в свои. Манжета рубашки испачкана чаем.
– Мы с Майклом хотим только позаботиться о тебе, как ты всегда заботилась о нас. Помнишь, как ты рассказывала нам сказки в детской, как мы играли. Как ты сидела с нами, когда мы болели. Ты не спала, когда мне снились кошмары. Пела мне колыбельные.
Он говорит от чистого сердца, видит Венди. Трещина в ней ширится: она хочет его простить и не может.
– Знаешь, – Джон так ласково улыбается, – Майкл рассказал мне, что когда он был там, на материке, он думал не про маму и папу. А про тебя. Вот что спасало его, когда падали бомбы. Когда вокруг умирали люди.
