В чём она уверена – так это в том, что мама была права – нужно бороться, даже если страшно. Потому что иначе чудовища победят.
– Пошли. – Джейн берёт Тимоти за руку и бросает на него взгляд.
Он смотрит на неё так доверчиво, и это пугает её куда больше, чем чудовища в конце тропинки, но он полагается на неё. Нельзя его подвести.
– Пошли покажем чудовищам, что не боимся их.
Лондон, 1921
Венди глубоко вздыхает и разглаживает перед платья, а затем скрещивает руки, вцепляясь пальцами в запястья. Всё, что нужно – это переставлять ноги и шагать. Почти год назад она проделала тот же путь в обратном направлении. Шаг. Вдох. Шаг. Она вышла из ворот лечебницы Святой Бернадетты – уж конечно, она сможет войти обратно. Не должно быть так уж трудно. В этот раз она гость, посетитель. Никто не имеет права задержать её или запереть внутри.
И всё-таки по телу бегают мурашки, она вся покрыта потом. Этого пота не видно, он остаётся незаметным, как синяк, что проступил на изнанке кожи. Кирпичный фасад лечебницы нависает над ней, и кажется, что она стояла здесь всего миг назад. Что никогда и не уходила, а дверь – это пасть, что вывалила язык, чтобы проглотить её целиком.
Она трясёт головой, разгоняя эти мысли, и упрямо делает шаг. Белый щебень хрустит под каблуками. Она слышала, что Джеймисон больше здесь не работает. Какая-то болезнь, что парализовала левую часть его тела – может быть, та же самая, из-за которой его не взяли на фронт. Хочется злорадствовать, недобро радоваться, но она не ощущает ни ненависти, ни жалости, только безразличие. Джеймисон теперь ей никто; он больше не часть её жизни.
Солнце ярко сияет, и его лучи делают шрам дорожки ослепляюще-белым. Голые ветви над головой качаются от порывов ветра, а дыхание вырывается изо рта облачками, пока Венди шагает к двери. Она не принадлежит этому месту; здесь больше нечего бояться.
Шаги звучат ужасно громко, когда она переступает порог. Внезапный переход от яркого солнечного света в относительный сумрак внутри заставляет её на миг смешаться. Она теряется и вытягивает руку, чтобы не упасть.
– Мисс? – голос раздаётся совсем рядом, и Венди подскакивает.
Сестра. Совсем юная. Венди её не узнаёт.
– Миссис, – машинально отвечает она. Она так часто повторяла это самой себе, пытаясь убедить себя или весь мир, но слово всё ещё звучит так, будто не имеет к ней отношения.
– Я хочу повидать Мэри… – голос срывается, и она ненавидит себя за это, потому что он должен быть увереннее. – Мэри Белую Собаку.
Она с удовольствием произносит полное имя Мэри – её настоящее имя, а не то, которым её назвали здесь. Сестра хмурится и уходит, оставляя Венди одну у входа, и Венди улыбается себе. Она заставляет себя взглянуть наверх – на ограждение по второму этажу, где располагаются личные палаты. Они с Мэри так часто пробирались туда. Кажется, она может ходить здесь с закрытыми глазами и не заблудиться. Глаза она не закрывает, а руки заставляет спокойно лежать вдоль тела.
– Пройдёмте за мной. – Сестра возвращается, машет ей, и Венди подчиняется.
Она ступает неловко и скованно, будто вдруг забыла, как шагать. Она знает, что Джеймисона здесь нет, но всё равно не может избавиться от чувства, что он вот-вот вынырнет из-за какой-нибудь двери и схватит своей мясистой лапой. Нед предлагал пойти с ней для поддержки, но она настояла на том, чтобы пойти в одиночку.
– Если я не встречусь с этим лицом к лицу, – сказала она ему, – я уже никогда не смогу. Это важно.
Он выглядел обеспокоенным, но отпустил её и нанял ей машину. Несколько раз Венди едва не велела водителю разворачиваться, а у ворот снова перепугалась и чуть не убежала. Сейчас, пока она идёт за сестрой, страх превращается во что-то иное. Ощущение, будто она не идёт, а парит. Ей уже не страшно; нет, она будто пьяна, и это как-то неправильно.
Она смотрит на лица пациентов, пока они идут мимо. Большинство не поднимают голову, даже не смотрят на неё. Она помнит, как вела себя так же: не обращать внимания на внешний мир было способом выжить. Если бы они посмотрели, узнал бы её кто-нибудь? Стало бы им от этого лучше или хуже? Она пришла сюда; подарило бы им это надежду на то, что и они могут однажды выбраться отсюда, или они просто разозлились бы, что у неё есть свобода, а у них – нет?
Ей повезло; она пытается напомнить себе, как ей повезло и как мало она отличается от пациентов вокруг. После всего, что случилось, Джон не махнул на неё рукой. У скольких из этих пациентов и пациенток есть братья, сёстры, мужья, жёны, которые всё надеются на их исцеление?
Сестра распахивает дверь в одну из маленьких комнат отдыха, и сердце Венди пропускает удар, забыв, как биться. В комнате нет никого, кроме Мэри, которая сидит в одном из двух кресел у окна – фигурка на фоне яркого зимнего неба. Как поступить? Что сказать? Непринуждённость, что была между ними, испаряется из мыслей, они словно вновь впервые увидят друг друга. Мэри обижается на неё? О чём им теперь говорить, если они больше не знают все подробности жизни друг друга?
В этот миг Мэри поднимает взгляд от пялец на коленях и расплывается в улыбке – будто солнце выглянуло из-за туч – и страхи Венди рассеиваются. Она забывает про сестру, что стоит в дверях, забывает про всё на свете и бросается к Мэри. Они сталкиваются на полпути, обнимаются, хохочут и хватают воздух, и обе пытаются говорить одновременно:
– Я так рада, что ты…
– Я не знала…
Обе замолкают, выжидательно смотря друг на друга, и вновь смеются. Когда Венди поднимает голову, сестры уже нет, они одни. Она сжимает руки Мэри, знакомую тёплую кожу, покрытую мозолями, и ведёт подругу обратно к креслам. Они садятся, почти соприкасаясь коленями, и Венди всё не выпускает рук Мэри. Обретя её вновь, она не хочет её отпускать.
– Расскажи мне всё. Как они с тобой обращаются? Ты в порядке? – Слова рвутся наружу; она не может оторвать взгляд от Мэри, едва веря, что она настоящая.
– Всё по-старому. – Сердце пропускает удар, но Мэри озорно улыбается, а глаза её блестят. Сердце вновь бьётся, но Венди испытывает сложные чувства. Она представляет, как Мэри крадётся по коридорам, ворует по мелочи – с ней может случиться столько всего дурного, но её не ловят. Следовало бы остаться здесь рядом с ней.
– Ну а ты! Замужняя женщина! – слова Мэри врываются в мысли Венди, и в груди что-то сжимается. Она быстро мигает, а Мэри в свою очередь берёт её за руки, и прикосновение её пальцев успокаивает Венди, так что она рвано вздыхает.
Мэри наклоняется вперёд и касается своим лбом лба Венди, и всё становится хорошо. Венди позволяет себе расслабиться на минутку. Закрывает глаза, ощущая надёжность Мэри. Открывает глаза, выдыхает и садится прямо, ощущая лишь лёгкое головокружение.
Замужняя женщина. Последние несколько месяцев пролетели в дымке. Венди сама едва привыкла к этому. Сначала она пугалась, потом ей начало казаться, что это именно то, чего ей и хотелось: семья, но не такая, как Майкл и Джон, а её собственная семья, выбранная ею, а не навязанная по крови. Но пусть даже они с Недом узнавали друг друга всё ближе, она не могла избавиться от ощущения, что в жизни чего-то не хватает, чего-то, чему она не знала имени. По крайней мере, до сих пор.
