Вот. Руки Мэри в её ладонях. Она пугается этой мысли, слишком большой, чтобы осознать. Она жаждет, но не уверена, чего именно, так что подавляет это ощущение, которое поднимается в ней, как всепоглощающая приливная волна.
– Расскажи, как тебе живётся? – спрашивает Мэри. – Ты сама в порядке? Как к тебе относится муж? Ты любишь его?
– Я едва его знаю. – Венди отпускает Мэри и кладёт руки на колени. Возвращается вся тяжесть сомнений и неуверенности, что ненадолго отпустила её. Слова громоздятся во рту, но Венди не знает, как и что сказать. Это Мэри, у них никогда раньше не было секретов друг от друга, но не все тайны, которые теперь несёт в себе Венди, принадлежат ей самой.
Муж и жена. Единая плоть. Узы брака означают именно это, да? Теперь она должна нести не только свою ношу, но и ношу Неда. Если бы Мэри стала частью их семьи, то, возможно… Нет – она вновь подавляет эти мысли. Слишком быстро, слишком много.
Вместо этого она обдумывает вопрос Мэри, решая, как ответить. Нед. Венди вспоминает его лицо, добрые глаза, заикание, от которого он краснеет. Временами заикания почти не заметно в речи. Но иногда, особенно если его отец пришёл или должен прийти, он едва способен разобраться со словами.
Венди вспоминает день, когда они встретились, и то, как он едва поднимал на неё взгляд. И себя, только что покинувшую это место, совсем непривычную к внешнему миру. Неужели всё это случилось меньше чем год назад? Как будто прошла целая жизнь.
Венди поднимает глаза – Мэри терпеливо на неё смотрит. Внутри борются жажда поговорить и желание сохранять молчание. Если бы можно было передать одним взглядом, что такое она и что такое они с Недом вместе, было бы гораздо проще.
– Я… Я думаю, я смогу полюбить его со временем, но… – Венди медлит; слова не спешат приходить на ум. Она понимает Неда хотя бы отчасти, но в целом он – головоломка, которую Венди всё не может разгадать.
В первую брачную ночь Нед вместо того, чтобы прийти к ней, как муж, молча вручил ей пачку писем. Края некоторых обгорели, ломались хлопьями и пахли пеплом.
– Я едва успел спасти их, – сказал он ей. Она вопросительно посмотрела на него, но он только добавил: – Тебе следует понимать, за кого ты вышла замуж.
Он отошёл к окну, оставив её сидеть на ложе новобрачных с письмами на коленях. Она испытала облегчение, потому что не была уверена, как всё должно происходить после женитьбы, и в том, что хочет его как мужа, ведь она едва начала узнавать его как друга. Чувства сплелись в тугой узел в животе, а Нед стоял с суровым лицом – печаль и боль, надежда и готовность довериться – всё вместе.
Она взяла первое письмо и бережно распечатала. Она читала, а Нед наблюдал за ней, то шагая по комнате, то замирая, с беспокойным страхом, который дрожал над ним, как марево. Письма были из окопов Вердена, от Неда к некоему Генри. Из упомянутых в письме событий Венди поняла, что Генри был школьным другом Неда. А продолжив чтение, она с изумлением увидела, как со временем Генри и Нед стали куда ближе, чем просто друзьями.
Время от времени Венди поднимала глаза и видела, как Нед молча шевелит губами, будто читает вместе с нею слова, вырезанные на сердце.
– Отец пытался их сжечь, – сказал Нед, когда она отложила последнее письмо.
Чтение оставило Венди выжатой. Когда они вошли в спальню, было поздно, а теперь за окнами край неба уже розовел рассветом. Она читала всю ночь.
– Ты их не отправил? – Сердце Венди болело за Неда, потерявшегося в любви, за едва знакомого ей человека. Она с трудом могла представить, каково ему было, когда любовь превратилась в нечто постыдное, когда пришлось скрывать эту тайну, когда он сам оказался тем, кого не должно быть.
– Отправил. Генри писал в ответ. – Голос Неда сорвался на этих словах – не его обычное заикание, а что-то куда более резкое и болезненное. Он смотрел не на неё, а на восход солнца. – Те письма, его письма, я сам сжёг. Чтобы спасти их. Генри… Его недавно не стало. Осложнения от воспаления лёгких. Его сестра вернула мне эти письма. Не знаю, читала ли она их, но отец нашёл посылку и…
Неда передёргивает – неизящное, болезненное движение, которое скрючивает его, словно он ищет убежище в каркасе собственного тела. Но когда он произносил имя Генри, когда рассказывал Венди правду о себе, он вовсе не заикался.
В тот миг Венди поняла, почему отец Неда так торопился женить его, почему Нед согласился жениться на такой, как она, не зная её. Она поблагодарила его за то, что поделился с ней своей тайной, и пообещала хранить её. Взамен в следующие несколько дней она рассказала ему про лечебницу Святой Бернадетты и про всё, что с ней там случилось. Для отца Неда она поддерживала легенду про испанку, но Неду рассказала всё, что могла – про Джеймисона и доктора Харрингтона, про ванну со льдом и бритую голову. Она рассказала ему всё, кроме того, почему же она там оказалась. Всё, кроме Неверленда и Питера – сказала только, что было время, когда она не отличала реальность от выдуманных ею сказок, но это всё уже позади.
В последующие дни они говорили друг с другом – сначала застенчиво, потом более свободно. За завтраком, пока они пили чай, Нед признался, что хотел бы когда-нибудь завести ребёнка, и Венди почувствовала, как что-то затрепетало между грудью и животом. Она раньше никогда всерьёз не думала о возможности стать матерью по-настоящему, но теперь в ней расцвела надежда. Со дня свадьбы они сдержали обещание, что дали друг другу, когда познакомились: они подружились. Ещё они были мужем и женой, но не так, как полагал остальной мир.
– Тебе бы больше понравилось, если бы у тебя была своя жена? – просто, бесхитростно спрашивает Мэри, и в наклоне её головы, во внимательных глазах – только любопытство, а не осуждение; Венди вскидывает голову.
Вопрос так близок к её мыслям – и очень далёк. Любовь, семья – эти слова, как и слова «муж» и «жена», – всё это такое опасное. Та жажда, то чувство, что чего-то не хватает, которое Венди ощущала месяцами с самой свадьбы и до сего дня, указывают Венди, чего именно, но это желание она не может облечь в слова.
Её рука нечаянно дёргается и задевает столик между креслами – он покачивается и хоть не падает, но ужасно грохочет в тишине. Венди знает, что в лечебнице есть женщины, которые оказались здесь только за то, что любили друг друга, как Генри и Нед. Ей плохо оттого, что мир может быть так жесток, но всё-таки она знает многих женщин, которые тайно нашли любовь здесь, стали друг другу жёнами в сердцах и в мыслях, жёнами во всех смыслах, спрятавшись от бдительного ока мира.
Венди ищет надежду на лице Мэри, сама разрываясь между надеждой и ужасом, но не находит там никакого ожидания. Её заполняет облегчение, и она чувствует тот же самый трепет, как когда Нед сказал, что хочет ребёнка. Она любит Мэри, хоть в этом она уверена. И она полюбит Неда. Но быть кому-то женой она готова только на словах.
Осознание этого падает с глухим стуком. Если Венди скажет всё прямо, она потеряет Мэри? А Неда? В то же время молчать кажется невозможным. Она не может выдать Мэри тайну Неда, но свою – может.
