– Я не думаю… – Венди вновь сомневается.
У неё нет слов для того, что она пытается выразить. Она знает, что есть и другие мужчины, как Нед, есть другие женщины, такие, как женщины из лечебницы, их зовут больными и греховными, чокнутыми и неправильными. Но повсюду она видит только мужчин и женщин, счастливых мужей и жён – по крайней мере, мужей и жён, которые делают вид, что счастливы. Семьи. Дети. Как её собственная семья – мама, папа, она, Майкл и Джон.
Только мамы и папы давно уже нет, а Майкла всё равно что нет – тело вернулось с войны, полное призраков. Она хочет вернуть то, что у неё было до всего этого, – семью, дом, полный радости и смеха, люди в котором заботятся друг о друге. Если Мэри может принять возможность того, что Венди нужна жена, если сердце Неда принадлежит другому, но он всё равно как-то любит и её, то, может, и такое тоже возможно.
Венди закрывает глаза. Она вновь ребёнок, что стоит на подоконнике, держа за руку Питера. Небо раскинулось над ней, и она вот-вот сделает шаг, чтобы взлететь или упасть. Сердце переполнено и готово взорваться. Всё внутри приказывает молчать, но если она не заговорит, она никогда больше и не приблизится к счастью.
– Не думаю, что я создана для такого рода любви. – Венди открывает глаза, сглатывает. Горло болит. Это сложно – говорить вслух. – Не для такой любви, какую обычно имеют в виду, когда говорят о браке.
Слова путаются в глотке, и она вновь сглатывает.
– Но… – Слова всё не идут, они всё не те, но она заставляет себя продолжать: – Я верю… Что… Мне кажется, что в мире больше видов любви, чем те, о которых обычно говорят вслух. Я люблю тебя.
Она встречает взгляд Мэри, отчаянно надеясь, что та поймёт.
– И со временем я смогу полюбить Неда. Я хочу… Хочу, чтобы мы все были вместе, одной семьёй.
Она изо всех сил ищет на лице Мэри хоть какие-то следы того, о чём она думает. Мир уходит из-под ног. Венди в свободном падении, и она больше не помнит, как летать.
– Я хочу, чтобы ты была с нами, но ещё больше я хочу, чтобы ты была счастлива. Чтобы ты получила всё, что захочешь, даже если ты хочешь жить отдельно от меня. – Слова, наконец, иссякают.
Она чувствует, что вот-вот расплачется, и в то же самое время – что она пуста и иссушена. Может быть, ей действительно самое место здесь. Может, она и правда чокнутая, но не по тем причинам, о которых думали Джон и доктор Харрингтон. Это удивительно, и, возможно, её приучали верить в другое, но она может понять, как мужчина любит мужчину, а женщина – женщину. Но не любить никого? По крайней мере, не влюбляться? Не испытывать тот отчаянный трепет, тот миг, когда сердце то колотится, то замирает, о котором так часто писали поэты?
Ей страшно взглянуть на Мэри, так что она поворачивается к окну. Снаружи прохладно, поэтому там никого нет, но если расфокусировать взгляд, легко представить, как они с Мэри бегут через лужайку. В своём воображении она заставляет исчезнуть и стену, и ограду, и забор, так что две фигурки могут бежать бесконечно, пока не превратятся в чёрные пятнышки на горизонте.
– Ты говорила мужу обо мне? – спрашивает Мэри.
Венди решается кинуть на неё взгляд.
– Кое-что. Не… – она неопределённо машет рукой. – Не всё, что я сказала сейчас. Наверное, я сама не понимала до этой секунды, чего именно хочу. Я и сейчас не уверена, что понимаю.
Щёки Венди теплеют и краснеют, и она борется с желанием прижать к ним ладони, чтобы скрыть румянец. Почему всё так сложно?
– Я всё хочу открыть лавку, – говорит Мэри. Слова звучат осторожно, взвешенно. Венди вновь бросает на неё взгляд и видит, как свет сияет в её глазах. Это очень похоже на то, с каким лицом Мэри планировала все их прежние выходки, и Венди ужасно растрогана. Только теперь они планируют не кражу или неосуществимый побег, а собственное будущее – не понарошку.
– Как думаешь, вы с Недом сможете мне помочь?
– Я… – Венди хочет ответить, но сперва не знает, что сказать.
Вопрос застаёт её врасплох, Мэри будто не слышала ни слова из того, что было сказано. Но Мэри, конечно, слышала и приняла её слова как должное, не находя ничего необычного в желаниях Венди.
– С остальным можем разобраться в своё время. – Мэри ухмыляется, показывая щель между зубами, и сердце Венди подпрыгивает.
Вновь подступают слёзы, горячие и обильные, и глаза зудят от них. На этот раз – не от страха, а из-за надежды, что они в самом деле могут быть все вместе. Семьёй. Она быстро моргает, чтобы одолеть их.
– Я могу поговорить с Недом. Я уверена, он согласится помочь, только придётся придумать, как скрыть всё это от его отца. Может быть, братья тоже помогут…
Мэри поднимает руку, обрывая Венди. Венди удивлённо замолкает.
– Подачки мне не нужны.
Щёки Венди становятся красными и горячими, будто Мэри ударила её. Мэри продолжает, в глазах вновь сияет свет, а уголок рта ползёт кверху.
– Но, – говорит она, – я буду работать на тебя, если ты будешь достойно платить мне.
Венди таращится на неё, снова замерев. Она ожидала услышать от Мэри что угодно, но только не это. Глаза Мэри так сияют, что она будто посмеивается над Венди, но беззлобно.
– Если ты готовишь так же плохо, как шила, когда мы познакомились, то, я полагаю, тебе с каждым блюдом понадобится помощница – такая, чтобы жила с тобой, а не просто приходила готовить время от времени. – Усмешка Мэри превращается в широкую ухмылку, и Венди не может удержаться от ответной улыбки.
– Если еда и проживание входят в оплату, то я смогу откладывать и когда-нибудь накоплю на открытие собственной лавки.
Венди вновь хватает руки Мэри и сжимает их.
– Я уверена, Нед согласится на такое. Не могу дождаться, когда вас познакомлю!
– Жду с нетерпением. – Мэри на миг замолкает, оглядывая Венди. – Я ведь права?
– Ты про что?
– Про твою готовку.
Облегчение вскипает в Венди и выходит наружу смехом. Слёзы наконец струятся из глаз, и она вытирает их.
– Совершенно права. Я кошмарно готовлю.
– К твоему счастью, я готовлю великолепно, а ещё замечательно учу готовить.
12. Секрет Питера
Тигровая Лилия встаёт и зовёт Венди обратно к стене пещеры с чёрными и красными рисунками. Она ведёт по ним пальцами: Питер, Русалка, Корабль, Мальчик – и наклоняется, пробираясь бочком, когда потолок пещеры снижается. Венди следует за ней, и тревога давит всё сильнее по мере того, как картинки становятся всё более непонятными. Тигровая Лилия останавливается, держа пальцы на стене.
– Вот, – говорит Тигровая Лилия, но она так согнулась, что Венди не видно, какой картинки она касается.
