Хелен хотела внести изменения в диалоги и просила сделать три новых рисунка. На двух Мелисса и Дафна стояли поодаль друг от друга, а на третьем Бенни и его друзья ели не сосиски, а сандвичи с сыром. Словом, необходимо было сделать все, чтобы очистить Дафну от гнусных подозрений. Хелен также попросила Молли переработать часть текста двух прежних книг, которые собирались переиздавать. Но Молли к этому так и не приступила. Просто никак не могла сосредоточиться.
Ее подруга Джанин, которая тоже еще не отошла после нападок «ЗДЗА», считала, что Молли должна была послать «Бердкейдж» ко всем чертям, но у Джанин был муж, который каждый месяц исправно вносил плату по закладной за дом.
— Ребятишки скучают по тебе, — сообщила Фэб.
— Я позвоню им вечером, обещаю.
Молли сдержала слово. С близнецами и Эндрю все обошлось, но Ханна поразила ее в самое сердце.
— Это я во всем виновата, правда, тетя Молли? — шепотом спросила она. — Поэтому ты не хочешь больше приезжать? Если бы я не сказала в тот раз, когда была здесь, что плакала о твоем ребеночке…
— О, милая…
— Я не знала, что нельзя говорить о малыше, но клянусь, больше никогда, никогда рта не раскрою!
— Ты ничего плохого не сделала, детка. Я приеду на уикэнд. Вот увидишь, мы здорово повеселимся.
Но повеселиться не удалось. На душе стало еще тяжелее.
Молли винила себя в том, что лицо сестры постоянно омрачалось тревогой. В довершение всего Дэн только что не ходил на цыпочках и неизменно говорил с ней таким тихим, участливым тоном, словно боялся, что она рассыплется. Особенно тяжело было видеть детей. Когда они обнимали ее и тянули посмотреть новые приобретения и поделки, Молли начинала задыхаться.
Родные разрывали ей сердце своей любовью. Молли уехала, как только смогла найти подходящий предлог.
Май плавно перетек в июнь. Молли каждый день садилась за рисунки, но обычно бойкое перо отказывалось повиноваться ей. Она пыталась придумать сюжет статьи для «Чик», но в голове было так же пусто, как на банковском счету.
Денег хватило только на то, чтобы оплатить июньские счета, но на этом все ресурсы кончились.
По мере того как тянулись дни, Молли все меньше чувствовала потребность заняться собой. Из памяти ускользали обыденные, но такие необходимые вещи.
Один из соседей поставил у двери мешок с корреспонденцией, от которой едва не треснул ее почтовый ящик. В ванной копилась груда грязного белья, а обычно аккуратная квартирка заросла пылью. В довершение ко всему Молли простудилась и никак не могла выздороветь.
Как-то в пятницу утром голова разболелась так, что Молли позвонила в школу, где должна была вести бесплатный урок, и, сказавшись больной, снова легла в постель. Позже она заставила себя вывести на прогулку Ру, а после, проглотив кусочек тоста, проспала весь уик-энд.
В понедельник боль прошла, но простуда высосала из нее все силы, поэтому она снова позвонила в школу и передала, что не приедет. Ее хлебница была пуста, а в металлической банке совсем не осталось овсянки. Молли нашла в буфете консервированные фрукты и нехотя пожевала.
Во вторник ее разбудил домофон. Ру вскочил и насторожился. Молли натянула одеяло на голову, но едва успела задремать, как кто-то заколотил в дверь. Она положила на ухо подушку, но ничто не смогло заглушить знакомый низкий голос, легко перекрывший тявканье пуделя:
— Открой! Я знаю, что ты дома!
Опять этот ужасный Кевин Такер!
Молли чихнула и поскорее заткнула уши, но Ру продолжал лаять, а Кевин — ломиться в дверь. Мерзкий пес! Наглый, противный футболист!
Вспоминая все известные ей ругательства, Молли сползла с постели.
— Что тебе нужно? — хрипло спросила она.
— Немедленно открой!
— Зачем?
— Мне нужно с тобой поговорить.
— А мне не нужно! — бросила она, хватая салфетку и ожесточенно сморкаясь.
— Тем хуже для тебя. Но если не хочешь, чтобы все в доме узнали подробности твоей личной жизни, предлагаю впустить меня.
Молли неохотно отодвинула засов, жалея, что под рукой нет пистолета.
На пороге возник Кевин, как всегда, ослепительно красивый. На загорелом лице сверкают зеленые глаза, непокорный завиток падает на лоб.
Головная боль вспыхнула с новой силой. Больше всего Молли сейчас хотелось спрятаться за темными очками.
Кевин протиснулся мимо рычащего пуделя и захлопнул дверь.
— Выглядишь хуже некуда.
Она, спотыкаясь, поплелась к дивану.
— Ру, замолкни.
— Ты была у доктора?
— Мне доктор ни к чему. Простуда почти прошла.
— А как насчет шринка
[18]
?
— Прекрати!
Достаточно и того, что приходилось выносить его высокомерие и угрожающее ее хрупкому спокойствию неотразимое обаяние. Мысль о том, что придется выйти на свежий воздух, казалась Молли невыносимой.
— Может, уберешься подобру-поздорову?
Он молча осмотрел запущенную квартиру. Только сейчас Молли заметила грязные тарелки, громоздившиеся на кухонном столе, пыльную мебель, разбросанную повсюду одежду.
Но она никого сюда не звала, так что плевать на беспорядок!
— Ты пренебрегла вчерашней встречей с поверенным.
— Какая еще встреча? — пробормотала Молли. Полчаса назад она кое-как добралась до ванной, чтобы почистить зубы, но не могла припомнить, принимала ли душ. А ее убогая серая ночнушка, сохранившаяся еще с университетских времен, производила, должно быть, ужасное впечатление.
— По-моему, мы договорились аннулировать брак. Или ты забыла? — начал было Кевин, но, взглянув на груду нераспечатанных писем, переполнявших большой пластиковый пакет, сменил тему:
— Насколько я понимаю, уведомления ты не читала.
— Похоже. Тебе лучше уйти, иначе можешь заразиться.
— Что ж, придется рискнуть, — обронил Кевин и, подойдя к окну, посмотрел на автостоянку. — Миленький пейзаж.
Молли закрыла глаза и мгновенно уснула.
Кевин в жизни не видел ничего более жалкого. Эта почти незнакомая, неприятно пахнувшая женщина, с белым одутловатым лицом, немытыми волосами, распухшим носом, — его жена. Невозможно поверить, что она к тому же дочь шоу-герл!
Ему следовало позволить поверенному позаботиться обо всех формальностях, но он не мог забыть об отчаянии, застывшем в ее глазах, когда она молила его сжимать ей ноги, словно так можно было удержать в ней ребенка.
Я знаю, ты меня ненавидишь, но…
Почему-то он не мог больше ненавидеть ее с той же силой, особенно после того, как стал свидетелем ее бесплодной борьбы спасти свое дитя. Но Кевин стыдился и презирал себя за, эту слабость. Можно подумать, он все еще несет какую-то ответственность за нее! Какое ему дело до всего этого? Меньше чем через два месяца начинаются сборы, и нужно отдать все силы подготовке к следующему сезону.
