— Я дала слово никогда с тобой не видеться, — выдавила Лили. — Тогда еще не существовало такой вещи, как законное усыновление, а если и существовало, я мало что знала об этом. Мне объяснили, что так легко травмировать ребенка, и я поверила. Правда, они согласились открыть имя настоящей матери, когда ты станешь достаточно взрослым, и за эти годы прислали мне десятки снимков. Но при этом запрещали приезжать. Пока Джон и Майда оставались живы, у тебя была всего одна мать.
— Однажды ты нарушила обещание, — едва слышно выдохнул он. — Когда мне исполнилось шестнадцать.
— Это получилось случайно, — объяснила Лили и побрела к валуну, выраставшему из песчаной почвы. — Когда ты стал играть в футбол за школу второй ступени, я сообразила, что получила возможность посмотреть на тебя издалека. Вот и стала летать по пятницам в Гранд-Рапидс, чтобы пробраться на стадион. Стирала грим, одевалась проще и накидывала на голову шарф, чтобы не привлекать внимания.
Сидя на гостевой трибуне, я не выпускала из рук бинокля. Не поверишь, но я жила ради тех минут, когда ты снимал шлем.
Ты и понятия не имеешь, как я ненавидела эту штуку.
Хотя день был теплым. Лили бил озноб. Она то и дело нервно растирала руки.
— Все шло хорошо, пока ты не закончил школу. Как сейчас помню, это была последняя игра в сезоне, и я убедила себя, что ничего страшного не случится, если подъехать к дому.
— Я косил траву на переднем дворе.
Лили кивнула.
— Стояло бабье лето, светило солнышко, и ты был потный и уставший, как сейчас. Но я смотрела на тебя во все глаза и не заметила соседской машины, стоявшей у обочины.
— Ты поцарапала краску.
— А ты помчался на помощь. — Она зябко поежилась. — А когда понял, кто я, посмотрел с такой ненавистью…
— Просто поверить не мог, что это ты.
— Майда так и не упрекнула меня, и я поняла, что ты никому ничего не сказал.
Она попыталась разгадать, о чем он думает, но лицо Кевина оставалось бесстрастным. Носком кроссовки он поддел полусгнившую ветку.
— Она умерла год назад. Почему ты сказала мне только сегодня?
Лили устало качнула головой.
— Вспомни, сколько раз я пыталась достучаться до тебя.
Ты отказывался меня видеть.
— Тебе следовало объяснить, что они не позволяли нам встречаться, — упрямо буркнул Кевин.
— А ты их когда-нибудь просил об, этом?
Кевин пожал плечами, и Лили поняла, что ему это в голову не пришло.
— Думаю, Джон мог бы проговориться, но Майда не позволяла. Мы часто толковали об этом по телефону.
Ты, конечно, понимал, что она гораздо старше, чем матери твоих сверстников, и значительно серьезнее. Майда совсем не походила на веселую задорную маму, о какой мечтает каждый малыш. Это лишало ее уверенности в себе. Кроме того, ты был упрямым, своевольным ребенком. Неужели воображаешь, что, узнав, как сильно я стремлюсь к тебе, ты отмахнулся бы от меня и побежал по своим делам?
— Скорее, сел бы на первый автобус до Лос-Анджелеса, — сухо бросил он.
— И смертельно ранил бы Майду.
Лили выжидала, надеясь, что Кевин подойдет к ней. Что, если он позволит ей обнять его и все потерянные, одинокие годы исчезнут как по волшебству?
Но Кевин нагнулся и стал подбирать сосновые шишки.
— У нас в подвале был телевизор. Я спускался туда каждую неделю, чтобы посмотреть твой сериал. Всегда уменьшал звук, но они знали, куда я хожу. И ни слова не сказали.
— Они хорошие люди.
Кевин рассеянно ковырял чешую большим пальцем. Былая злоба растворилась в сожалении, но напряжение так и не оставило его, и Лили поняла, что перемирия, о котором она грезила, им не суждено заключить.
— И что мне прикажешь делать? — процедил Кевин.
Очевидно, он не был готов простить ей все. Лили не могла коснуться его. Не могла сказать, что любила его с момента рождения.
— Думаю, остальное зависит от тебя, — честно ответила она.
Кевин медленно кивнул и бросил шишку.
— Ну вот, теперь ты все сказала. Когда собираешься уехать?
Какого ответа он ждет? Ни тон, ни выражение лица ни о чем ей не сказали, а спрашивать она не хотела.
— Прежде всего посажу все цветы, которые привезла. Это займет еще несколько дней.
Предлог был явно надуманным, но Кевин кивнул и ступил на тропинку.
— Мне нужно принять душ.
Он не приказал ей убраться. Не стал говорить, что этот разговор запоздал на три десятилетия. Пожалуй, пока достаточно.
Кевин нашел Молли в ее любимом уголке. На веранде.
Молли устроилась на диване-качалке с блокнотом на коленях.
Думать о поразительных признаниях Лили не было сил: слишком болела душа, поэтому он просто стоял на пороге, не сводя глаз с Молли. Должно быть, она не расслышала его шагов, потому что не подняла головы С другой стороны, он вел себя с ней хуже последнего идиота, так что, вполне возможно, она просто его игнорирует. Но как еще прикажем поступать, если Молли раз за разом втягивает его в авантюры, не представляя себе при этом, какое для него испытание — находиться рядом с ней?
Неужели она думает, что ему нипочем наблюдать, как она плещется в бесстыдно открытом черном купальнике, который ему пришлось купить взамен утонувшего красного?
Неужели ни разу не заметила, что делается с ее сосками в холодной воде? Трусики костюма вырезаны настолько высоко, что ему так и хочется запустить под них пальцы и стиснуть округлые маленькие ягодицы И она еще набралась наглости злиться на него, потому что он ее избегает!
Кевин мечтал перекинуть Молли через плечо и унести в спальню, но, сцепив зубы, метнулся в ванную и наполнил ванну ледяной водой, проклиная отсутствие душа. Всю неделю он доводил себя до изнеможения, и что это ему дало?!
Несмотря на целые мили прибитой дранки и досок, несмотря на упражнения с малярной кистью, несмотря на ежедневные тренировки и бег до упада, он хотел Молли еще сильнее.
Даже записи матчей, которые он смотрел по телевизору, не отвлекали его. Ему следовало бы переехать в пансион, но там обосновалась Лили.
Новая волна боли ударила в сердце. Он не мог думать о ней сейчас. А если отправиться в город и выплеснуть злость в крохотном фитнес-клубе при гостинице?
Нет, ноги понесли его к веранде. Все обеты и клятвы не иметь ничего общего с Молли вдруг забылись. Словно некое озарение помогло ему осознать, что это именно то место, где ему следует быть сейчас Рядом с единственным человеком, способным понять его смятение, разделить обуревающие его чувства.
Молли молча смотрела на него с тем самым неподдельным участием в глазах, которое она обычно выказывала любому страждущему. Ни малейшего осуждения, ни следа злорадства, никакой обиды на его резкость, хотя Кевин знал, что рано или поздно она поставит его на место.
