– Думаешь, я настолько засранец?
– Ронан, его боится Кружево. И я тоже боюсь. Пусть справляется сам.
И тогда Ронан понял, почему это «о» так ему не понравилось. Возможно, подсознательно он знал это и раньше, но сейчас четко понял: Адам знал, что Диклан сдаст сновидцев. Знал, что Модераторы будут поджидать их в розовом саду.
Они оба были в этом замешаны.
Частично Ронан все еще был здесь, в невидимой машине, уносящей его прочь от семьи, однако его мысли блуждали в воспоминании о том, как он, едва не потеряв себя от ночной грязи, свернулся калачиком в Илидорине. В ту первую встречу с Илидорином Брайд пытался предостеречь их по поводу близких, но Ронан и Хеннесси лишь отмахнулись от него. Сновидцы были так уязвлены его презрением к присненным телефонам, но теперь Ронан понял причину. Впрочем, правда оказалась куда хуже, чем предупреждал Брайд. Дело было не только в том, что Диклан и Адам не желали бросать собственные жизни, чтобы присоединиться к нему в его противостоянии. Они решительно стремились вообще прекратить борьбу.
34
Двадцать минут.
Будильник.
Двадцать минут.
Будильник.
Двадцать минут.
Будильник.
Двадцать минут.
Будильник.
Вот на что когда-то была похожа жизнь Хеннесси, и именно к такой жизни она вернулась снова с тех пор, как покинула дом детей-сновидцев.
Она установила таймер на присненный телефон и двадцать минут спустя, когда он срабатывал, опять его переставляла. Приходилось просыпаться на каждый сигнал будильника, чтобы оставаться уверенной, что она не провалится обратно в глубокий сон. Не восьмичасовой сон, прерываемый десятки раз. А десятки снов на протяжении восьми часов.
– Никто не смог бы так выжить, – сказала Кармен Фарух-Лейн. – Или вынести подобное.
Фарух-Лейн оказалась необычайно собранной девушкой, настолько собранной, что определить ее возраст было задачей не из простых. Стоило ей произнести эту фразу, как ее слова показались очевидными. Словно в них был смысл. Как будто ситуация была тщательно отделена от эмоций, всесторонне изучена и признана несостоятельной. Само собой, так жить было невозможно. И конечно, это было невыносимо.
– Не стоило им так легкомысленно относиться к Кружеву, – милым старушечьим голосом сказала Лилиана. – Вежливо попросить его убраться не получиться, все не настолько просто.
Лилиана-Провидица также оказалась необычайно собранной старушкой, настолько собранной, что определить ее возраст тоже было задачей не из простых. И когда она, в свою очередь, произнесла фразу, слова также показались очевидными, хотя с ее утверждением Хеннесси было труднее согласиться. Ронан и Брайд действительно пытались помочь Хеннесси избавиться от Кружева, постоянно твердили ей, чтобы она прекратила за него цепляться.
Чем бы ни было Кружево, в его появлении была и ее вина.
Они видели это, а поэтому знали наверняка.
Однако, похоже, Фарух-Лейн и Лилиана верили во что-то другое.
Трое женщин сидели за столиком в небольшой комнатке с мягкими креслами, пухлыми подушками и книгами о путешествиях на втором этаже замысловатого исторического чайного домика. Над их головами играла музыка. Они были одни. Душевная, успокаивающая атмосфера этого места казалась полной противоположностью всему, что знала Хеннесси на протяжении последних недель. Последних лет. Сюда их привезла Фарух-Лейн с подсказки Лилианы, которая, сидя на пассажирском сиденье машины, воспользовалась ее телефоном и поискала походящее для разговора место. В сравнении с предыдущим путешествием для Хеннесси это был совершенно новый опыт. Так как Брайд и Ронан при поиске места для ночлега не стали бы выбирать, основываясь на «теплой атмосфере» и «бесплатной парковке». Наблюдая за Фарух-Лейн и Лилианой, становилось ясно, что женщины много путешествовали вместе и обе обожают комфорт.
Кроме того, было очевидно, что эти двое влюблены друг в друга.
– Очень жизнеутверждающе, – сказала Хеннесси, расположившаяся на кресле-мешке. – И познавательно, но что дальше? Да, тяжело и невыносимо, но так есть. Каждый раз, когда я сплю, эта угроза продолжает нависать надо мной, а если Брайд и Ронан добьются своего, то я и вовсе не смогу это контролировать.
Лилиана что-то прошептала на ухо Фарух-Лейн, отчего красивое лицо девушки приняло испуганный вид. Они обе посмотрели на Хеннесси.
– Так что, если вы решите меня убить, я пойму, – быстро проговорила Хеннесси. – Я много думала об этом. Если раньше подобный шаг с моей стороны мог быть продиктован эгоизмом в основном из-за девочек, ведь их существование напрямую зависело от меня, то теперь, когда все они мертвы, ну, большинство из них, а судьба мира в моих руках, то… – она развела руками, или, по крайней мере, попыталась это изобразить, учитывая кружку с горячим шоколадом в ее руке. – С моей стороны это абсолютно бескорыстное решение.
– У нас есть идея лучше, – сказала Фарух-Лейн.
Хеннесси прищурилась.
– То есть это ваша общая идея, а не только ее, и она не шепнула вам ее на ухо?
Лилиана мило улыбнулась.
– Я же говорила, она умна.
Деловое выражение лица Фарух-Лейн не дрогнуло.
– Ты сможешь приснить что-то, что ослабит силовую линию?
Хеннесси видела лишь один сон. Кружево. Всегда Кружево. Словно бар, в котором подают единственный сорт пива на разлив. Она уже собиралась отказаться от их идеи, но внезапно в памяти возникли слова, когда-то сказанные Джордан: «Не смей отвергать мои идеи, пока не придумаешь собственную».
Так что она не стала. Вместо этого Хеннесси поудобней устроилась на кресле-мешке и уставилась на парочку перед ней.
– Я не верю, что самоубийство – выход, – произнесла Фарух-Лейн. – Ты тоже важна.
– Мэм, мы едва знакомы, – возразила Хеннесси.
– Ты знаешь, что такое быть Провидцем, Хеннесси? – вмешалась Лилиана. – Я не всегда выгляжу так. Иногда я юная девочка. Порой взрослая женщина. А временами такая, как сейчас. Всякий раз, когда меняется мой возраст, возникает видение будущего, и все звуки, что звучали или прозвучат за это время, с силой вырываются из меня. Эта волна уничтожает всех, кто окажется достаточно близко, чтобы услышать. За годы жизни мне часто встречались и встретятся еще не раз люди, твердившие, что я должна обратить видение внутрь себя. Сделав это, я перестану менять возраст и представлять опасность для окружающих. Но в конечном счете этот метод убьет меня.
– Если я правильно понимаю, поскольку мы сейчас имеем дело с пожилой версией Провидицы, ты выбрала свой вариант, – сказала Хеннесси, – и продолжаешь взрываться?
– Большинство Провидцев погибают совсем юными, – продолжила Лилиана. – Слишком молодыми, чтобы изменить мир. Я все еще здесь не потому, что считаю свою жизнь слишком ценной (хотя действительно так думаю), а потому, что остаться в живых для меня означает больше видений, и чем больше их будет, тем больше будет мой вклад в спасение мира от самого себя. Твоя жизнь тоже важна, Хеннесси, и ее ценность заключена в твоей способности выживать.
