Руками сжимаю борт и продолжаю смотреть, но не вижу. Словно он просто встал и ушел. Разве что это невозможно. Но я не вижу его, Сэйла здесь нет, и я…
С кормы корабля, освещенной красными качающимися фонарями, раздается пронзительный смех пиратов, и я перевожу взгляд. Но зря я туда посмотрела. Не стоило.
С губ срывается сдавленный крик, и я зажимаю рот ладошкой. Пираты собрались кучей, за их красными повязками слышен смех, но он не приглушает их жестокости.
А Сэйл… мне не удалось разглядеть его на земле не потому, что я ошибалась в том, где он находился или чудом ожил, а потому, что они притащили его тело на борт.
Я с округлившимися от ужаса глазами смотрю, куда они его подвесили. Его безжизненное тело привязали в передней части корабля к заляпанной деревянной стойке.
Его примотали к столбу веревками. Безжизненные глаза Сэйла смотрят прямо перед собой, в пустоту, но этот взгляд предназначался мне, этот взгляд он подарил мне вместе со своим последним вдохом перед смертью.
Кто-то кричит:
– Наконец-то у нас появился парус!
Не знаю, чьи это слова. Возможно, капитана. Возможно, другого члена пиратской шайки. Не знаю, потому что в ушах стоит шум, а перед глазами все расплывается.
– Как думаете, он будет развеваться на ветру? – шутит другой. Издевательский смех громкий как гром, громкий как удары хлыста по рычащим чудищам, что нас тащат.
Корабль скользит вперед, рассекая волны снежных заносов и оставляя за собой мертвых стражников Хайбелла.
А униженное и попранное тело Сэйла висит на носу корабля, как вырезанная кукла. Последние капли крови на его груди уже запеклись. Но эти глаза цвета океана не закрываются. Хотя и больше не видят.
Я отворачиваюсь, и меня тошнит на выбеленные деревянные доски.
Глава 29
Они оставили нас в покое.
На час-другой, пока заняты делами, следуя какой-то невидимой навигации, которая будто подсказывает им, в каком направлении плыть в этом темном мерзлом мире.
Слышны крики и суета, когда наше судно в сопровождении двух кораблей, ведомое огненными когтями, отправляется в путь.
Вскоре мы взлетаем.
Скользя по пустынной ледяной земле и набрав приличную скорость, корабли мчатся вперед. Бегущие чудища тащат корабли, как волки – сани. Раздаются звуки щелкающих хлыстов, подгоняющих кошек, – и вскоре мы летим так быстро, что для поддержания скорости нужна только скользкая земля.
Все три пиратских судна мчатся по белоснежным просторам. Снег продолжает идти и вместе с ветром хлещет по лицам. Гладкие деревянные днища скользят как непреодолимая сила, и из-под них, как вздымающиеся волны, брызжет снег.
Хотя ветер и треплет мои волосы, а дождь промочил платье, я продолжаю стоять у борта, продолжаю смотреть на тело Сэйла.
И меня снова охватывает этот гнев, первая вспышка которого разожглась, когда мои ленты расплелись, чтобы оттолкнуть Мист.
Печальное потрясение от смерти Сэйла отрезвляло. Но этот гнев… жаркий и красный, как повязка на лице капитана Фейна.
Я останавливаюсь взглядом на нем, на том месте, где он стоит на носу корабля, выкрикивая приказы и раздавая указания. От резкого порыва ветра черное перо на шляпе развевается, а на поясе у него переливается спрятанный нож.
Вот на этом ноже я сосредотачиваю свое внимание, я смотрю на него, наконец отпустив борт. Пальцы сводит судорога, одной перчатки по-прежнему нет, после того как ее сорвал с меня капитан.
Плевать, что ночь в самом разгаре и в ней висят тяжелые тени, которые подавляют мой дух. Плевать, что облака развязали ливень. Плевать, что я единственная женщина против корабля, полного мужчин. Плевать, что я уязвима, что в одиночку бреду к капитану.
Потому что Сэйл был мне другом.
И ничего хорошего так и не случилось.
Ленты волочатся за моей спиной, шаги становятся увереннее, спина – прямее.
В мыслях играет песня, когда я вспоминаю последний подбадривающий взгляд Сэйла.
Не хорошо, не хорошо.
Я иду вперед, но никто меня не останавливает, никто даже не смотрит в мою сторону. Я для них так же малозначима, как и все оставленные на палубе наложники. Это стало очевидным фактом, как только нас оставили одних без охраны. Оставили на палубе, где они жмутся друг к другу и съеживаются от страха.
Но я тру́сить не стану. Нет, раз уж Сэйла вздернули на столбе. Полагаю, у каждого человека есть предел терпимости, и вот мой.
Легко, как же легко пройти через весь корабль. Пройти так, что никто даже не удостаивает меня вниманием. Как самонадеянно со стороны мужчин – так недооценивать женщин. Это и станет их погибелью.
Пройти мимо боеприпасов, мимо тросов, мимо таскающих добычу пиратов. Все это я обхожу, пока не добираюсь до носа корабля. Пока не оказываюсь прямо за спиной капитана.
Двадцать четыре ленты шевелятся, как щупальца. Атласные полоски идеальной симметрии и шириной в дюйм поднимаются от шеи до ямочек над ягодицами вдоль всего позвоночника.
Длиной они напоминают змей, готовых нападать. Не на капитана, а на Сэйла, на веревки, которыми его привязали к шесту.
Некоторые наложницы посередине корабля меня замечают и нервно оглядываются. Кто-то наклоняется вперед, чтобы получше разглядеть в гонимом ветрами дожде.
Я стою у деревянного столба и, смотря наверх, направляю и решительно двигаю каждой лентой. Они намокают и становятся от дождя тяжелее, но ловко распутывают узлы. Когда этих усилий не хватает, края затвердевают, переставая быть мягкими, как шелк, и становясь острыми, как лезвие ножа. Золотой шелк сражается с бечевкой, рвет ее и дергает, разрезает нити, словно они не представляют никакой угрозы.
– Эй!
Я не обращаю внимания на крик, который привлекает внимание пиратов, не удостаиваю их взглядом, когда они наконец замечают, чем я занимаюсь. Ленты продолжают кромсать, продолжают рвать.
Когда ко мне подходит первый пират и хватает за руку, лента тут же пытается ему помешать. Она набрасывается на него, задевает руку, разрезая густой мех так, словно он тонкий, как лепесток.
От удивления у пирата вырывается приглушенный возглас, и он, отпустив меня, чтобы приложить руку к ране, пятится назад, но я сразу же о нем забываю. Я смотрю наверх, все мое внимание обращено на тело Сэйла.
Вниз. Я хочу спустить его тело вниз.
Мои ленты, хотя и промокли насквозь и отяжелели, яростно трудятся, направляемые едва ли мыслью, подпитываемые гневом – красным, как пламя огненного когтя.
Путы одни за другими падают с тела Сэйла, пока кто-то не хватает меня сзади и не разворачивает.
