– Я сказал «всех», Фейн, и не лукавил. – Этот жесткий, острый голос такой же суровый, что и холод Пустоши. – Ты действительно полагал, что я отдам тебе полный золота сундук всего лишь за нескольких наложниц, снежных жеребцов и полумертвых солдат? – Он качает головой. – Нет. Фаворитка Мидаса тоже поедет с нами.
Грудь сжимает, спирает, как будто на нее приземлился этот тяжелый, набитый монетами сундук. Гулкое как барабан сердце стучит в полную силу, отдаваясь эхом в ушах.
Капитан Фейн сжимает по бокам кулаки, сверкая глазами.
– А если я откажусь?
У командира вырывается бесчувственный, жестокий смешок. Такой звук вы слышите перед пытками обезумевшего человека. Так смеется безжалостный злодей.
– Если откажешься, последствия тебе не понравятся. Но в любом случае выбор за тобой.
На подбородке капитана пульсирует жилка, он оглядывает стоящих по стойке смирно солдат, их выправка вызывает уважение. Пираты превосходят их в численности, но мне кажется, что это не имеет значения.
– Откуда ты узнал про нее? Я не упоминал о ней ни в одном из отправленных мною писем.
– Ты получил свою наводку, а я – свою.
Понятия не имею, что означает этот двусмысленный ответ, но у меня начинают потеть ладошки.
Квотер что-то говорит капитану на ухо, но тот только отмахивается от него. На его лице неприкрытое негодование. Он переминается с ноги на ногу, и два главаря не сводят друг с друга глаз.
Если мне раньше обстановка показалась накаленной, то теперь она не идет ни в какое сравнение. Даже солдаты Рипа, кажется, застыли, словно готовы к бою. Я стреляю между ними глазами, в тревоге кусая нижнюю губу.
Не знаю, с кем бы я предпочла остаться, если бы мне предоставили выбор. Лучше остаться с порочными Красными бандитами или быть проданной наводящему ужас командиру армии Ревингера? Я застряла между скалой и твердой шипованной стеной.
Наконец капитан Фейн отвечает:
– Ладно. – Слово вылетает резко, как упрек. Вот так запросто меня швыряют на линию перекрестного огня. Моя судьба решена.
– Квотер, пусть они сначала осмотрят солдат и лошадей, убедятся, что они по душе командиру, – выпаливает капитан Фейн. – Потом возвращайся за наложниками, чтобы они не стояли на снегу. – Он бросает на командира взгляд. – Не хотелось бы, чтобы ваш товар замерз до того, как вы покинете Пустошь.
Командир ничего не говорит в ответ.
Квотер откашливается и выходит вперед:
– Верно. Если готовы, я отведу вас к другим суднам.
Командир останавливается и бросает взгляд на наложниц, на меня.
– Хорошо, – коротко кивнув, отвечает он. – Капитан, мы с моими солдатами отбываем через час. – С этими словами он разворачивается и спускается по трапу, сопровождаемый шестью солдатами. Остальные шестеро стоят на месте, сцепив перед собой руки и смотря прямо.
Капитан Фейн сжимает губы, но поворачивается к своим людям:
– Отнесите сундук в мою каюту.
Тех двоих, что несли сундук, как ветром сдувает.
Капитан смотрит на наложниц, задерживая взгляд на тех, чьи глаза опущены вниз. Их платья порваны, и девушки дрожат в мокрой одежде.
Он бросает взгляд вдоль строя на пару своих людей.
– Отведите шлюх в столовую, пока за ними не вернется командир. Не нужно, чтобы кто-нибудь из них что-то устроил или спрыгнул за борт, намереваясь от него удрать. Он уже заплатил, а я уж точно не собираюсь возвращать ни одной золотой монеты.
Не уверена, но, по-моему, один из солдат фыркает:
– Есть, кэп.
Наложницы поворачиваются и послушно направляются к кухне, впереди них идут три Красных бандита. Я бреду вместе со всеми, опустив голову, в которой рой мыслей. Почти подхожу к столовой, но меня, как и идущую рядом Риссу, хватают за руку.
– Тихо, – бьет, как хлыстом, капитан Фейн, крепко вцепившись.
Наложницы оглядываются, но, увидев лицо капитана, быстро отворачиваются. Нас с Риссой уводят к каюте капитана. Мы затерялись в суматохе, поэтому солдаты не замечают, а может, им все равно.
Сердце замирает, ноги заплетаются на каждом шагу. На коже выступает холодный пот, и я тут же чувствую озноб.
– Рип, наверное, считает себя охренеть каким умным, но будь я проклят, если не порезвлюсь с вами перед тем, как он вас увезет, – бормочет капитан Фейн.
Меня раздирает от ужаса, он нависает надо мной так, что я чуть не падаю оземь. Рисса рядом цепенеет.
– Я хлебнул горя, чтобы добраться сюда вовремя, и заслужил отведать кусок, – ворчит он так, словно говорит сам с собой.
Мой страх сливается с негодованием. С гневом.
Это должно было стать моей единственной ничтожной передышкой – моей и наложниц. Это справедливо. Если нас продают дьяволу, то не должны мучить демоны.
Но пока меня тащат все ближе и ближе к капитанской каюте, становится предельно ясно, что никакой такой передышки не будет. Мне не убежать от насилия капитана Фейна.
А все потому, что он хочет отведать.
Как будто нас можно поглотить, проглотить, переварить.
За что мне такое проклятие – терпеть мужскую жадность? Виновата моя золотая кожа? Или что-то иное, что-то более глубокое скрыто внутри, что принесло мне такую жизнь?
Полагаю, ответ не имеет значения. Но вопрос все равно мучает. Мучает так же сильно, как шрам на шее.
Я переглядываюсь с Риссой. В ее голубых глазах тревога, брови опущены. Мы обе пытаемся примириться с неустанными поворотами судьбы.
Капитан останавливается у двери и достает ключ, а два пирата, что несут сундук с золотом, ждут в стороне. Когда капитан засовывает ключ в замок и пропускает мужчин, чтобы те поставили в каюту сундук, я поднимаю лицо к небу и ищу, жду.
Но, как и каждый раз, когда со мной происходило что-то плохое, звезд не видно. Нет света. Нет мягкого переливающегося сияния. Только мрачные облака в бесконечной ночи.
Я продолжаю ждать, когда придет спасение, наступит рассвет, проклюнется звезда, покажется надежда.
Но их нет.
Нет, и меня затаскивают в комнату, уводят подальше от неба, как задутое на фитиле пламя свечи.
Глава 36
В капитанской каюте особо не на что смотреть.
Хотя, наверное, у меня было несколько ничем не подкрепленных ожиданий. Вот что делает с девушкой жизнь в замке из чистого золота.
Но я обвожу комнату взглядом, рассматриваю каждый уголок, сосредоточенно и настойчиво, потому что мне нужно отвлечься, сфокусироваться. Забыться и не обращать внимания, как капитан закрывает за нами дверь. Ее щелчок громче моей запирающейся клетки.
