Порция полупрезрительным взглядом окинула импровизированную приемную.
— Никогда… слышите, никогда не берите на себя наглость избавляться от моих кандидаток, прежде чем Хит получит шанс ее увидеть.
Аннабел закрыла дверь.
— Вы послали неподходящую кандидатку.
Пауэрс вытянула наманикюренный пальчик в направлении мокрого лба Аннабел.
— Это решать ему.
Аннабел проигнорировала столь своеобразный пистолет и пожала плечами:
— Уверена, что вам лучше других известно о недопустимости потерянного времени.
Порция воздела руки к небу:
— Неужели вы действительно так невежественны?! Клодия Ришмен — чикагская топ-модель. Она редкостно красива. Она умна. Миллион мужчин готовы на все, лишь бы заполучить ее.
— Это, может быть, и правда, но у нее, похоже, серьезные проблемы с нервами. Эмоциональная неустойчивость, видите ли. Она начала плакать еще до того, как перед ней поставили первый коктейль.
— У всех бывают неудачные дни. — Порция уперлась ладонью в бедро: вполне женственная поза, выглядевшая в ее исполнении как прием карате. — Я целый месяц работала как черт, пытаясь уговорить ее встретиться с Хитом. И наконец она со гласилась, а что делаете вы? Решаете, что она ему, видите ли, не понравится, и отсылаете домой.
— У Клодии не просто неудачный день. Она, можно сказать, потерпела эмоциональное кораблекрушение.
— Мне плевать, даже если она с лаем каталась по полу. То, что сделали вы, было глупо и непрофессионально.
Всю свою жизнь Аннабел общалась с сильными личностями, так что этой вряд ли удастся ее запугать, даже если в глаза капает пот, а логотип сантехника липнет к груди.
— Хит вполне ясно изложил свои желания.
— Я бы сказала, что самая сексуальная, самая блестящая женщина в Чикаго превзойдет его ожидания.
— Ему нужно больше чем красота.
— О, ради Бога! Когда речь идет о мужчинах вроде Хита, размер лифчика всегда перевесит любой ай-кью.
Они явно топтались на месте, поэтому Аннабел постаралась скрыть раздражение и выглядеть настоящей профессионалкой.
— Весь процесс пошел бы куда легче, если бы мы могли работать вместе.
Порция уставилась на Аннабел с таким видом, словно та протянула ей большой пакет жирной еды из фаст-фуд.
— Все мои служащие имеют весьма высокую квалификацию, мисс Грейнджер. Вы моим стандартам не соответствуете.
— А вот это уже прямая гадость. Может, хватит стервозиться? — бросила Аннабел, направляясь к двери. — С этой минуты прошу все свои жалобы обращать лично к Хиту.
— О, поверьте, я так и сделаю. И мне не терпится услышать, что он скажет по этому поводу.
— О чем, черт возьми, выдумали? — прогремел Хит, так что Аннабел поморщилась и потерла ухо, удивляясь, как это трубка осталась цела. — Я только сейчас узнал, что вы упустили Клодию Ришмен!
— И?.. — Аннабел яростно ткнула ручкой в блокнот, лежавший на кухонном столе рядом с телефоном.
— Очевидно, я дал вам слишком много власти.
— Когда я вчера вечером позвонила вам и сказала, что отменила свидание, поскольку это не то, что вам нужно, вы меня поблагодарили.
— Вы не потрудились упомянуть ее имя. Я никогда не интересовался моделями, но Клодия Ришмен… Иисусе, Аннабел…
— Может, вы захотите снова уволить меня?
— Никак не можете забыть?
— Сами видите, ничего не получается. — Она снова ткнула ручкой в блокнот. — Вы доверяете мне или нет?
Молчание. Она услышала автомобильный гудок.
— Доверяю, — ответил он наконец. Аннабел едва не задохнулась.
— Правда?
— Правда. Вот так.
Ком, вставший в горле, показался ей размером с небоскреб «Сирс тауэр». Аннабел откашлялась и ответила таким тоном, словно другого ответа не ожидала:
— Прекрасно. Я слышу гудки. Вы в дороге?
— Верно, Сегодня пятница.
Следующие два дня он пробудет в Индиане с клиентом, игравшим за «Колтс». Он собирался поехать на следующий уикэнд, но передумал из-за этой истории с лагерем книжного клуба, о которой лично она и думать не хотела.
— Вы так упорно исчезаете из города на выходные, что устраивать новые знакомства становится настоящей проблемой.
— Бизнес прежде всего. И вы здорово обозлили Пауэрс. Она желает получить вашу голову на блюде.
— Вместе с ножом и обезжиренной сметаной, чтобы помочь ее заесть.
— Я не знал, что Ришмен все еще в Чикаго. Думал, она навсегда уехала в Нью-Йорк.
Лично Аннабел подозревала, что Клодия не хочет далеко уезжать от своего торговца наркотиками.
— Сделайте мне одолжение, — попросил он, — если Пауэрс снова устроит мне свидание с кем-то, кто позировал для каталога модного белья, по крайней мере назовите хотя бы имя, прежде чем от нее отделываться.
— Договорились.
— И спасибо за то, что согласились мне завтра помочь. Аннабел нарисовала на листочке ромашку. — Каждый согласился бы бегать по городу с вашей кредиткой и разрешением на безлимитные расходы.
— Да еще в обществе Боди и матери Шона Палмера. Ничего не скажешь, прекрасная перспектива. Кстати, если бы миссис Палмер не так сильно его боялась, Боди мог бы все сделать сам.
— Не одна она его боится. Уверены, что мы будем в полной безопасности.
— В полной. Если не упоминать политику, «Тако Белл»
[29]
и красный цвет.
— Спасибо, что остерегли.
— И не позволяйте ему близко подходить к любому, у кого на голове шляпа.
— Клянусь.
Повесив трубку, она поняла, что улыбается. Не слишком хороший признак. Питоны могут нападать по поводу и без повода и редко предупреждают о своих намерениях.
Арте, мать Шона Палмера, высокая, полная женщина с полуседыми волосами и сердечным смехом, понравилась Аннабел с первого взгляда. С Боди в качестве гида и водителя они знакомились с достопримечательностями, начав с утреннего путешествия по реке и заканчивая осмотром коллекции импрессионистов в художественном институте. Хотя все устраивал Боди, сам он неизменно держался в тени. Аннабел он показался немного странным, словно состоящим из занимательных противоречив, и ей немедленно захотелось узнать о нем как можно больше.
После позднего обеда они отправились в Миллениум-парк, потрясающий новый парк у озера, который, по убеждению чикагцев, позволил им обставить Сан-Франциско в звании самого красивого города страны. Аннабел много раз была в парке и сейчас с удовольствием показывала расположенные уступами сады, фонтан «Корона» с меняющимися видеоизображениями и блестящую, как зеркало, скульптуру Клода Гейта, любовно называемую горожанами «Боб».
