– Тайра, это моя мать Стефания, вдовствующая королева. Поклонись ей, – шепнула Литания.
Тайра, как умела, выполнила просьбу. Стефания кивнула им и ласково предложила присесть и угощаться. С благосклонной улыбкой она рассматривала Тайру, и отчего-то от ее взгляда мурашки ползли по плечам.
– Литания, ты уверена, что мы можем поговорить здесь без свидетелей?
– Я заперла дверь, и в башне никого нет.
– Хорошо. Расскажи мне о себе, девочка. И о своей семье.
Тайра сбивчиво рассказывала о родителях, о детстве, о пожаре, и не знала, как объяснить свою выходку с вышивкой. Она чувствовала, что это очень важно, и что ни в коем случае нельзя упоминать Чанту, лучше вообще никого не упоминать. Стефания была очень похожа на ее маму: те же черты, те же голубые глаза, и лицо совсем еще свежее, только пышно взбитые волосы побелели, и губы усохли в ниточку. Но сейчас эта приятная женщина с тихим голосом искала выход из ситуации, угрожающей ее близким, а Тайра была для нее чужой.
– Наверное, твой дядя подсказал тебе, что ты имеешь отношение к нашей семье?
– Нет, конечно. Он, наверное, не хотел, чтобы я о чем-то догадалась, запрещал мне выходить из дома и собирался отправить меня в Ликейю.
– А кто же тогда навел тебя на эти мысли?
– Я с детства знала, что мама из знатного рода. Она много читала, говорила не так, как у нас в деревне, и вышивала, и пела совсем по-другому. И люди намекали… Но я думала, что она умерла. А сегодня, когда я стояла и смотрела на процессию, я вдруг увидела ее живую, и совсем голову потеряла. Мне захотелось, чтобы она узнала меня, и я схватила вышивку – это единственное, что у меня осталось от мамы, я ее всегда ношу с собой – и стала махать и кричать. Теперь я понимаю, что ошиблась, но вы, ваше величество, – Тайра поклонилась королеве Литании, – действительно очень похожи на мою мать.
Стефания в упор посмотрела на свою дочь.
– Мне кажется, это сходство может объясняться каким-то дальним родством. Тебе ведь тоже эта девочка показалась отчасти знакомой, и поэтому ты пригласила ее в замок?
Литания опустила глаза.
– Я полагаю, мы никогда не узнаем, кем была твоя умершая мать… Можно взглянуть на вышивку?
Тайра достала из-за пазухи свернутую тряпицу, ей очень не хотелось показывать ее этой даме, похожей на ястреба, зависшего в небе перед падением на добычу.
Стефания аккуратно развернула вышивку, ее и без того тонкие губы сжались.
–Ты знаешь, что здесь изображено?
– Похоже на ваш замок. А вокруг него летят орел, цапля, ворон, лебедь и сова.
– Это девиз нарратского рода, – переводя пальцем с одной птицы на другую, Стефания медленно произнесла, – Отваги – с Красотой союз не вечен, – их разлучает Смерть, – Любовь – и Мудрость вечны.
– Литания, я не думаю, что можно надеяться на забвение…
Сердце Тайры сжалось. Никто не знает, что она в замке. Ей не выйти отсюда живой.
–Тайра любит свою маму и не захочет повредить ей, – мягко ответила Литания.
Стефания, склонив голову на бок, изучала Тайру. Девочка невероятно похожа на мать, хоть и выросла не во дворце, а в хлеву. Ей страшно, но держится с достоинством. Наша, нарратская кровь.
– Если бы ты узнала, что твоя мать до сих пор жива, но твои разговоры и расспросы могут привести ее к гибели, ты смогла бы больше не обмолвиться о ней ни одним словом? Ни с кем и никогда?
– Чтобы из-за меня ее убили? Я не стану ничего говорить даже под пыткой.
– Под пыткой люди редко держат свои обещания, но при разумном поведении до этого вряд ли дойдет, – улыбнулась Стефания и устремила прищуренный взгляд куда-то вдаль, за черту горизонта, где было место пыткам, и предательству.
– Ну, что же… я расскажу тебе, – старая королева покойно сложила руки на коленях и заговорила чуть нараспев, словно исполняла старинную балладу, – двух дочерей мне Господь Единый подарил, Лаэрту и Литанию. Старшей, наследнице, при рождении золотой шарик на шею повесили, младшей, что на полчаса позже на свет явилась – изумрудный. Так их по шарикам люди и различали, хотя мне всегда казалось, что похожи они как лед с огнем, не более. Старшая как котенок была, веселая и ласковая. Больше всего ей нравилось танцевать, играть с детьми в саду, песни только про любовь пела. Ну а младшая – серьезная, она готова была часами слушать баллады о подвигах, волшебстве и дальних странах. Знала их больше иного трубадура. И еще рукоделие всякое любила, найдет свечку – тут же коня или дракона вылепит, в пять лет попросилась учиться вышивке. Зато упрямыми обе были одинаково, избаловала я их, знала, что других детей у меня не будет. В двенадцать лет девочек обручили. По нашим законам, если в семье нет мальчика, то престол наследует муж старшей дочери. Поэтому мы решили отдать Лаэрту за Альбина, второго сына дарнийского короля. А младшую – за молодого графа из Раттена, они давно хотели с нами породниться, чтобы обрести защиту от Ракайи. Но видно, не было на то соизволения Небес, через три года разбило его корабль штормом. Литания горевала о бедняге, как о родном, хоть и видела его только раз, во время обручения.
Год траура кончался, пора было для Литании нового жениха присматривать, как вдруг случилась беда. Скончался Лодвиг, император Ракайи. Новым императором провозгласили его младшего сына, Янгиса, старшие братья к тому времени давно уже были мертвы. И чуть ли не на коронации он объявил, что его отец погиб от руки нарратского князя, поскольку пользовал его лекарь из Наррата. Какое диво, что человек восьмидесяти лет отроду, полгода, не встававший с постели и жены своей не узнававший, вдруг взял и умер! Лекаря казнили, потом поймали двух нарратских купцов, объявили шпионами, повесили – и Янгис стал собирать войско. Все вассалы императорского дома должны были отомстить за умершего владыку. Согласились они на этот поход с радостью – давненько не воевали. Супругу моему, королю Бравиету, тоже доставили послание, где много раз напоминалось о его воинском долге. Дед его, герцог Таурис, спас на поле брани императора Гилата, за что и получил кадарские земли. Королем Таурис себя уже после смерти Гилата провозгласил, и все равно в случае брани Кадар был обязан защищать Ракайю. Но муж мой ответил Янгису отказом. Я ведь из княжеского дома Наррата – не пристало зятю на тестя войной идти. Думаю, Янгис был заранее уверен в отказе, но главного он добился – Кадар не выступил на стороне Наррата. Конечно, мы помогали им и оружием, и провизией, но войско посылать не стали. Как не молила я Бравиета, он одно твердил: не справятся воробьи с коршуном, что один, что два. Под императорское знамя двадцать тысяч воинов собралось, надо будет – еще столько же поднимут, а у нас на два государства и семи тысяч солдат не набрать.
Тайра не могла понять, зачем ей рассказывают историю давней войны, случившейся еще до ее рождения. Она хотела услышать только одно – что стало со второй дочерью. Литания отрешенно внимала наизусть затверженному семейному преданию, скользя по Тайре печальным взором, как по портрету давно потерянной любимой сестры. Не может она быть ее матерью!
