– Не вздумай подглядывать, – Тайра забежала за куст с охапкой одежды. Рубашка и безрукавка были ее собственные, выстиранные и отглаженные, а штаны немного смутили – как будто голая в них. Зато на коне удобнее будет. Осторожно вышла на полянку, вот сейчас Марис над ней посмеется…
Но Марис не смеялся, смотрел на Тайру во все глаза.
– Похожа я на парня? – он помотал головой, и Тайра поняла, что дело в косе, – шапку-то мне отдай.
Коса в шапку не помещались, как она ее не скручивала.
– Давай помогу, – предложил Марис охрипшим голосом.
Он снял с нее криво торчащую шапку, и, как полоумный, стал целовать куда попало – в щеку, в нос, в губы, тяжело дыша, жадно, почти жестоко. Совсем не так, как раньше в Ашере – тогда он был нежным и бережным. В его глазах исчезли янтарные искры, которые так нравились Тайре, они были темными, звериными.
– Отпусти меня, – крикнула Тайра, пытаясь вырваться, – отпусти, люди же смотрят!
По дороге и впрямь ехала телега, смотрел ли на них кто-нибудь – непонятно, могли и смотреть.
Марис с трудом разжал руки, его трясло.
– Нам ехать надо, – осторожно сказала Тайра. Ее тоже била дрожь, она до полусмерти испугалась Мариса, – здесь нас могут найти.
– Прости меня. Я ужасно соскучился по тебе.
Тайре стало стыдно за свой страх, Марис казался таким несчастным.
– И я очень скучала. Но нельзя терять время, мы слишком близко к Гарсину.
Пока Марис навьючивал Маяка, Тайра нашла кинжал и обрезала косу по плечи. Жалко было, но зато теперь она точно как парень. Когда Марис обернулся и увидел ее, он даже побледнел.
– Что ты наделала?!
– Ничего, отрастут, главное – теперь шапка налезет.
Марис подобрал ее косу, свернувшуюся, как змея, в траве. Погладил, прижался к ней щекой и спрятал на дно сумки. Вид у него был такой, как будто хоронил кого-то.
– Поехали? – Тайра вскочила в седло. Все-таки в штанах несравненно удобнее, чем в платье.
– Надо решить, куда мы едем. Я думаю, нам лучше отправиться в Карент, в столице работу легче найти.
– Мне нужно попасть в Ракайю, в Гилатиан.
– В Гилатиан? Что ты там потеряла? Хуже Ракайи ничего нет.
– Я недавно узнала, что там у меня родственники. По матери.
– Твоя мама не была ракайкой.
– Они кадарцы, потом уже в Гилатиан перебрались. Мне надо их найти, я хочу узнать хоть что-то о маме, – Тайре было неприятно обманывать Мариса, но она дала слово молчать.
– До Гилатиана ехать месяц, а у меня только два рина, этого нам не хватит.
– У меня есть деньги, от отца остались.
– Не могу же я жить за твой счет! Я должен найти заработок.
– Ну ты ведь хотел в стражники пойти? Вот, будешь меня охранять.
– Брать у тебя деньги за охрану? – Нет! – он, кажется, всерьез обиделся.
– Марис, в Гилатиане ты найдешь работу, потом меня будешь кормить. А не понравится там – в другой город поедем, но сейчас мне правда нужна твоя помощь, не ехать же мне одной через две страны?
Марис думал так долго, что Тайра уже решила – откажет, но потом он все-таки кивнул и сел в седло.
Она ничего не могла рассказать Марису, да и себе не могла объяснить – зачем ей нужно увидеть мать. После встречи с королевой Литанией она уже знала, как это будет: на каком-нибудь празднике, которого придется долго дожидаться, скрываясь в трущобах Гилатиана. Издалека, из глубины восторженно орущей толпы. И на этот раз она не станет махать скатеркой, чтобы ее заметили, а прикроет лицо платком. Просто посмотрит, сядет на коня и уедет из Ракайи навсегда. И тогда прошлое станет прошлым и оставит ее в покое, и можно будет начать все заново.
Гилатиан стоял на берегу моря, и дорога к нему, если добираться напрямую, шла через множество сел, замков и городов Ракайи. Лихие люди куда страшнее хищных зверей, и Марис с Тайрой выбрали другой путь, ближе к горам, где местность была малонаселенной. И солдат меньше, и разбойников, и внимания на них никто обращать не будет.
Они ехали по белой песчаной дороге среди золотисто-зеленых лугов и старались не смотреть друг на друга. Кони встряхивали гривами и норовили перейти в галоп, Шмель радостно скакал по новорожденной траве, в бездонном небе плавали пушистые круглые облака и звенели невидимые жаворонки. Тягостное молчание так не вязалось с ликующим весенним днем, что у Тайры защемило в груди. Она искоса глянула на своего спутника. Марис чуть обогнал ее, его лица не было видно, только плащ, да рука, сжимающая повод. Длинные тонкие пальцы – вовсе не стражника, а музыканта. Такие родные руки, согревавшие ее холодными вечерами, ласково перебиравшие ее волосы.
Тайра закрыла глаза, чтобы понять, что чувствует теперь, когда они, наконец, вместе. Раньше, когда им удавалось улучить минутку и остаться наедине, она была на седьмом небе от счастья. Почему доверие и беззаботная радость сменились тревогой и неловкостью? Они ведь и правда любили друг друга. Любили? А теперь?
Тайра вглядывалась в Мариса в поисках ответа. Он ехал с опущенной головой, погруженный в себя, как будто был в полном одиночестве на этой дороге, черные пряди скрывали лицо. Но каждое его движение – чуть натянуть узду, откинуть волосы – было свободным, беспечно-юношеским, отзывалось в груди Тайры, как музыка. Кажется, она все еще его любит. На душе посветлело, отступила тоска, ставшая привычной за последние полгода. Жизнь снова свела их вместе – может быть, он и правда дарован ей Единым?
Марис, будто почувствовав ее взгляд, обернулся. Тайра улыбнулась ему.
Они сидели у ночного костра, довольно далеко друг от друга. Так получилось по вине Тайры – она все время вскакивала по разным надобностям – то котелок с кашей отодвинуть к краешку, чтоб не подгорела, то подкинуть хворосту в высокое пламя, и с каждым разом оказывалась все дальше от Мариса. Ей было страшно. Она понимала, что должно произойти между ними, сто раз видела, как это бывает у животных – смешно и немножко стыдно. Почему мужчины так к этому стремятся? Может быть, у людей это как-то иначе, красивее? Она не знала, что сковало ее ледяной корой, почему она ни пошевельнуться не может, ни слова вымолвить. Только оттого, что они не муж и жена? Но браки заключаются перед людьми, чтобы жить вместе без срама, детей растить. А они одни на этом свете, кому какое дело до них?
– Марис, на что ты там смотришь? – он и правда очень долго сидел, не отводя слезящихся глаз от пламени.
– Саламандру жду.
– Кого?
– Саламандру, неужели ты не знаешь? Это ящерка, она живет в огне, когда она маленькая, она добрая, даже, говорят, исполняет желания. Но если дать ей вырасти, она превращается в дракона и пожирает все вокруг, пока еда не кончится. А потом снова становится маленькой красивой ящеркой.
