– Спускайся первым, – Готфрид сунул факел в свободную руку Эрвина. Древние ступени, припорошенные тяжелой каменной пылью, были совершенно ровными, с острыми гранями. По ним очень редко ходили. Эльф с овцой на горбу резво кружил по спирали, уводящей в бездну. Оставшийся без света герцог почти полз, вжимаясь боком в склизкий камень.
– Да стой же ты, скотина!
– Простите, ваше сиятельство, я забыл про ваш радикулит, – донесся звонкий голос откуда-то снизу. Звук отразился от стен и поскакал, как мячик, вверх по ярусам: улит… улит…улит…
–Убью, – беспомощно прошипел герцог, но они оба уже стояли на дне колодца. Кажется, пару витков Готфрид пропустил благодаря какому-то очередному фокусу эльфа.
Обычная дубовая дверь, укрепленная полосами меди. Дерево уже начало крошиться от времени, но десяток ударов тарана она выдержит. Она появилась намного позже колодца с лестницей, вряд ли дверь была старше Верхнего замка. Готфрид открыл ее обыкновенным ключом. Проход вел в естественную галерею, по дну которой бежал подземный ручей. Здесь было его верховье, до впадения в озеро еще с полчаса ходу, и Эрвин был рад этому – он не любил встречаться с Хоггой.
– Послушай, раб – ты говоришь, что бессмертен. А как ты это ощущаешь? – неожиданно спросил колдун.
– Ну а как вы ощущаете, что живы? Вот и я так же.
– Не увиливай. Человек смертен, эльфы – нет. В чем разница, как понять, когда становишься бессмертным?
– Нет особой разницы. Вы-то, люди, тоже бессмертны, только тело теряете.
– Хватит чушь нести. Я и есть мое тело, мой разум находится у меня в голове, не будет головы – и разума не будет.
– Ну а у меня раньше не было этого дурацкого тела, и потом не будет, но я же помню, как до этого жил.
– И как же ты «жил» без тела?
– Да было оно у меня, только другое – не это, уродское, а нормальное, мне соответствующее. Это вот – временное, чтобы можно было вместе с людьми существовать, – Эрвину ужасно надоел этот разговор, поэтому он ответил напрямую, – вы, ваша светлость, пока еще в смертном теле находитесь, и все ваше колдовство только замедляет старение, точно вам говорю.
– А потом? Когда обретают бессмертие? Тело становится таким же, как у эльфов?
– У вас-то вряд ли станет. Для этого умереть надо – а вы же не хотите.
– Ну да, умереть, прилететь в Светлые Небеса, и там меня непременно превратят в эльфа… – Готфрид злобно расхохотался, – не дождешься моей смерти, уродец.
Эрвин промолчал. Теперь он, кажется, понял, чего так боялся колдун – не смерти, а расплаты.
Впереди живой плеск ручья гас в черном безмолвии озера. Полоска прибрежного песка стала немного уже за последние недели. Хогга росла, незаметно и неотвратимо. Сейчас она была тиха – спала или выжидала? С поверхности поднималась почти невидимая прозрачная дымка, на разной глубине висели голубоватые сгустки то ли фосфоресцирующей воды, то ли гниющей плоти. Над некоторыми светящимися пятнами парили души поглощенных Хоггой. Почему они здесь? Что держит их в этом безжизненном мраке? Эрвин окликнул их, и услышал шепот:
– Как хорошо… Мне больше не надо убивать ради пищи…
Наверное, это душа вон того полуразложившегося волка. Но нет, шепот принадлежал разбойнику, сотню лет назад не сумевшему найти выход из пещеры. Волк говорил другое:
– Мне не больно… Мне никогда не будет больно… – он приполз сюда умирать от старости, и теперь был счастлив.
– На что ты там пялишься? Положи овцу на берег.
Готфрид воздел руки и запел древнее заклинание на давно забытом гортанном языке. Но здесь не действовали заклятия, это было царство Хогги. Надтреснутый голос колдуна становился все слабее, и пение оборвалось на полуслове.
– Раб, опусти овцу в воду.
Эрвин повиновался и с тоской смотрел, как кудрявая шкурка отплывает от берега и окутывается голубым сиянием. Испуганный комочек сознания отделился от тела и заметался над поверхностью озера.
– Не бойся, здесь нет боли и страха, – сказала Хогга овечьей душе.
– Ну нет, она тебе не достанется, – Эрвин тихонько свистнул, комочек приник к его плечу. Он подтолкнул его в сторону ручья:
– Беги, здесь опасно. Беги к свету.
Надо будет потом найти ее, а то глупышка заблудится. У управляющего скоро ожеребится белая кобыла. Была овцой, станет лошадкой.
– Хогга, я принес тебе жертву, и ты стала сильнее. Позволь мне взять частицу твоей плоти…
С этими словами колдун опустил в озеро черпак с длинной ручкой и бережно перелил в колбу немного воды. Он успел отбросить черпак и закрутить пробку, когда от озера отделилась прядь тумана и обвилась вокруг его груди.
– Вечная жизнь… Я буду жить вечно… – прошептали его губы.
Эрвин взял его за шкирку и оттащил от берега.
– Эльф, зачем… там же… – Готфрид тянул дрожащую руку к воде.
– Там смерть, ваша светлость. Смерть, понимаете?
Колдун, шатаясь, побрел прочь от озера.
Готфрид не мог оторвать восхищенного взора от колбы с мутноватой, отливавшей свинцом жидкостью. Поставил ее на середину рабочего стола, ходил вокруг, что-то бормотал, поглаживал. Радость распирала грудь, хотелось разделить ее хоть с кем-то.
– Мертвая вода… ты понимаешь, заморыш – ею можно исцелить целое войско, снова и снова, они смогут воевать бесконечно… Да куда тебе понимать, разве ты человек? А кстати – ты помог мне, когда Хогга попробовала меня затянуть. Хотелось бы знать, зачем? Отошел бы в сторонку – и был бы свободен. Ведь я же, с твоей точки зрения, зло?
– Ну, пока не такое уж большое. К тому же, я к вам как-то привык.
– Все привыкают к рабству, даже эльфы. На, лови!
Эрвин ловко поймал монетку. Попозже он подложит ее в кошель герцога, откуда он утром свистнул денежку, и не будет ему ничего должен. Кстати, колдун правильно оценил свою жизнь: не дороже овцы.
А Готфрид все не мог успокоиться, ему был нужен просвещенный собеседник для беседы, но рядом торчал только этот недоумок.
– Раньше я считал, что эльфы враждебны людям. Вижу, что ошибался – ты уж сколько раз лез из кожи вон, чтобы спасти какого-нибудь проходимца.
– Просто мы стараемся держаться от вас подальше. А мне пришлось жить среди людей, теперь я знаю, что не все они такие, как мы про вас думаем.
– И что же думают эльфы о людях?
– Вы похожи на нее – эльф мотнул головой, показывая куда-то на пол, – ну, может, не каждый – но многие. Вас мучит жажда. Хотите иметь больше, чем у вас есть, потом – еще больше, потом – вообще всё. А всё – оно одно, на всех не хватит, вот и грызетесь, как свора собак за кость, при этом топча тех, кто просто хочет жить.
Готфрид чуть-чуть улыбнулся, глядя на эльфа с удивлением:
