– Если ты не оживишь меня, это будет равносильно убийству, а эльфы не убивают.
– Ну, так умертвлю-то я вас по вашему же указанию… А вот оживлять вас омоложенного – это, по нашим понятиям, большое зло. В молодости вы даже не сравнить, насколько хуже были, чем сейчас.
– Ты зарываешься, щенок. Превращу в мышь и отрежу лапки. Лечить не буду.
– Не успеете, сами ведь знаете, ваша светлость.
Хрупкое терпение Готфрида разбилось вдребезги.
– Значит так, – прошипел он, – ты будешь доставлять мне по ребенку из моей деревни ежедневно. Сам будешь их калечить и убивать, а я буду проводить эксперименты по исцелению, пока не отточу технику в совершенстве. Это приказ, и ты не можешь ослушаться. Выполняй!
– Да, ваша светлость. Выполню. Я немедленно отправлюсь в деревню за ребенком, но пока меня не будет, вас навестят другие эльфы – мы ведь не бросаем друг друга в беде. И тогда я, к великому сожалению, не успею прийти к вам на помощь.
Эрвин улыбнулся и добавил:
– Запомните, герцог – я больше никого не буду для вас убивать. Даже мышей.
Колдун заглянул в ледяные глаза эльфа и осекся. Разумный хозяин не доводит рабов до бунта.
– Дело твое, сам себе работы добавляешь. Скажи-ка, сейчас где-нибудь идут сражения?
– Да, Ракайя бьется с Феруатом за крепость на перевале.
– Завтра доставишь мне убитого, лучше – феруатца, и не слишком изрубленного. Ну, как там наша мышь?
Мышь выглядела абсолютно целой, красивой и непоправимо мертвой.
Капля живой воды – и она вздрогнула и открыла глаза. Но дышать почему-то не начала. Она медленно и беспомощно скребла лапками по блюдцу, как спасенная из горшка с медом пчела. Тусклые глаза поворачивались в орбитах, вправо – влево, как заводные. Готфрид решил проверить, как срослись ткани у нее на горле, но как только его рука оказалась в поле зрения мыши, она высоко подпрыгнула и вцепилась зубами в палец. Ошеломленный колдун затряс кистью, пытаясь скинуть взбесившегося зверька, но мышь висела, как приклеенная.
– Сожгите ее, ваша светлость.
– Добиваешься, чтобы я уничтожил первый удачный результат своих опытов?
– Так она же дохлая, вы разве не заметили?
Готфрид, наконец, отодрал мышь от пальца вместе с клочком кожи и выругался: она тут же впилась в другой, и на этот раз прокусила его насквозь.
– Дохлая?!
– Ну да, чем-то вроде вурдалака стала. Видите же – не дышит она.
Готфрид, кривясь от боли, отцепил мышь и зашвырнул подальше в огонь. Охваченный пламенем зверек с пронзительным визгом выкатился из камина и понесся по комнате. Эрвин ловко подхватил его на совок и зашвырнул обратно, а потом придерживал содрогающийся комочек кочергой, пока он не сгорел дотла.
Колдун поочередно макал искусанные пальцы в кубок с вином, как будто был не магом, а простым ремесленником, случайно саданувшим ножом по руке. Только когда боль поутихла, он вспомнил о простейших целительских навыках и прошептал заклятие, затворяющее кровь.
– Ну что же, раб, объясни мне, невежде, что я сделал не так на этот раз? – саркастический тон плохо скрывал растерянность колдуна.
– Не надо было голову ей отрезать, кому охота помирать два раза подряд? Ее душа испугалась, что вы ее опять оживите и будете мучить, вот и сбежала куда подальше.
– Душа? У мыши? Я всегда говорил, что ты идиот. Скорей всего, я недостаточно точно соединил дыхательное горло. Не смогла дышать – и воскресла не полностью.
Эрвин изумленно уставился на колдуна. Ну не может быть, что он не видел отделяющейся от тела светлой звездочки, как она металась по комнате, а потом юркнула под дверь. Да нет, видел, конечно. Смотрел-то Готфрид как раз на порог этой двери, причем очень злобно. Как же он боится посмертия, бедняга…
– Этот опыт может быть полезен… Даже если убитого солдата не удастся воскресить до конца, он все равно будет грозным воином.
– Ну да, правда, безоружным. Мертвецы только бегать и кусаться умеют. И как вы ему объясните, что надо грызть вашего врага, а не вас?
– Придется использовать некромантию. Да будет тебе известно, неуч, что маги прошлого прекрасно умели управлять мертвецами, и даже заставляли их пользоваться мечами.
– Наверное, у них живая вода была целыми бочками.
Готфрид фыркнул. Он и без мартышки знал, что его флакона даже на тысячу человек не хватит. Небольшая армия злобных, но тупых и с трудом управляемых трупов, с которой легко справится пара тысяч вооруженных осиновыми кольями крестьян. Ему нужно было другое – возвращать к жизни лучших из лучших, настоящих бойцов, и делать их еще здоровее и сильнее, чем они были перед смертью.
– А можно спросить, ваша светлость – с кем вы воевать собираетесь? Вы же все-таки ученый человек, а не какой-нибудь безмозглый барон, который только и умеет, что солдат в бой руганью поднимать.
– С какой стати лично мне этим заниматься? Пускай император Янгис воюет, он это дело любит. Полагаю, с моей помощью он покорит… ну, может быть, и не весь мир, как ему бы хотелось, но Феруат и еще пару государств – несомненно. После его смерти я найду другого полководца, он раздвинет границы империи еще дальше.
– А вам-то его завоевания на что сдались? Мы ведь в Кадаре живем, а не в Ракайе.
– Ты что, забыл, что я имею больше прав на ракайский престол, чем ублюдок Янгис?
– Безусловно, ваша светлость. Но вы же всегда представляетесь своим собственным внуком, и, соответственно, считаетесь всего лишь троюродным дядей Янгиса. А если вы поведаете правду, что вы старший брат самого Гилата, то люди вряд ли поверят вам. Вы слишком хорошо сохранились для своих ста пятидесяти лет.
– Я знаю это и без твоего напоминания, раб. Именно поэтому я избрал более медленный, но надежный путь к престолу. Когда-нибудь Янгис умрет, к тому времени, безусловно, умрут и его дети – к счастью, их всего трое, от остальных наследников он сам давно уже избавился. И тогда империя станет моей. Понимаешь, эльф – все человеческие начинания превращаются в дым из-за мизерного срока, отпущенного на долю даже лучшим из нас. Несколько десятков лет процветания – а потом место великого правителя занимает его скудоумный отпрыск, и разрушает все, созданное его предшественником. Мне не понадобятся наследники. Я буду продлевать жизнь достойным, мыслителям и творцам. Я увижу плоды своих замыслов, и, если они меня не удовлетворят, у меня будет время, чтобы начать все сначала. Бесконечное время, чтобы создать совершенное государство.
Герцог помолодел лет на пятьдесят, его глаза засияли таким безумным восторгом, что Эрвин посовестился разочаровывать старика. Но такого будущего он не видел. Никакого совершенного государства под началом бессмертного колдуна – ни на одной, даже самой захудалой и маловероятной линии возможностей.
Готфрид недовольно глянул на безучастно ковыряющего угол стола мальчишку. Да уж, нашел перед кем распинаться… Еле слышная капель клепсидры напомнила ему о приближении события исключительной важности. Острие клюва бронзовой цапли уже указывало на цифру пять, ему оставался только час на подготовку.
