– А что, графство Виндом – не Ракайя?
– Ракайя, конечно, только ни император, ни граф Виндом к тебе на помощь не прискачут, если на нас Волк нападет.
– Это мы, значит, волков так боимся? Отряд в двадцать пять человек? – все, кроме ракайцев, заржали.
– Досмеетесь, дурни. Их по тридцать, а то и по пятьдесят нападает, с луками и арбалетами, из темноты стреляют.
– Волки, что ли, из луков стреляют?
Тут уже ракайцы расхохотались.
– Хватит над новичками издеваться, откуда им знать – пришлые, – вмешался ракаец постарше, – не звери они, разбойники это здешние. Волком их вожака кличут. Он-то и правда в волка перекидывается, оборотень он.
– Брось заливать!
– Не знаешь, так помолчи. Они, когда нападают, по-волчьи воют. А вожак этот никогда свой шлем не снимает, морда у него шерстью заросла.
– А я другое слышал, – сказал второй ракаец, – проказа у Волка, лицо почти все сгнило.
– Была бы проказа, свои давно бы пришили. Кому заразный вожак нужен? Сгорело у него лицо, деревню поджег и сам в кольцо огня попал.
– Когда это Волк деревни палил? Он только на богатые караваны нападает и на военные обозы, а в деревнях какую добычу возьмешь – кур, что ли? Точно вам говорю – он или оборотень, или просто псоглавец.
– Все они оборотни, я своими глазами видел, – низенький, забитый и никем не уважаемый ракайский солдатик впервые привлек всеобщий интерес. Поэтому рассказ он вел важно и неторопливо, стараясь продлить минуты нежданно выпавшей на его долю славы.
– В позапрошлом году я стражником к одному купцу нанимался, и вот как-то раз вели мы караван из Кашты через Виндом. Вечер уже, пора лагерем становиться – а кругом лес, страшно. Решили до поля добраться, там и ночевать. И вдруг сзади вой волчий. Наш главный велел к обороне готовиться, а купец посмотрел на него, как на дурня, и говорит – удирать надо, пока целы, а возы оставить. И сам вперед поскакал. Ну, мы что – наше дело маленькое, едем за ним. Немножко проехали – а впереди тоже воют. Мы в лес, коней бросили, в кусты залегли. Слышим, мимо нас отряд проскакал. И все, тишина. Так до утра и пролежали. А когда вернулись к возам – глядим, половина-то добра целехонька, волы стоят себе, а лошадей наших нет. И взяли они только оружие, которое купец на продажу вез, провизию и вино, а ткани шелковые, дорогие, не тронули. Ну, это понятно – зачем хищным зверям шелк? Купец так нам и сказал – если с оборотнями в драку не лезть, они на людей не нападают, даже товар не весь заберут. Ну а с лошадьми придется распрощаться – мяса-то волкам хочется.
– А чего ж они волов ваших не сожрали?
– Так волы-то с рогами, себя в обиду не дадут.
Тайра про оборотней не слишком поверила, но на разбойничий набег понадеялась – вдруг удастся убежать в суматохе.
Но и эта ночь, и все следующие проходили спокойно. Дни были ужасны. Весеннее солнце подсушило дороги, и солдаты ехали с замотанными до глаз лицами в собственном облаке невесомой, разъедающей веки белой пыли. Кожа зудела от пота и расчесанных в кровь блошиных укусов. Через пару ночевок у Тайры нестерпимо зачесалась голова, и Марис выудил из ее волос крупную вялую вошь. Пару раз по пути попадались реки, это оказалось самым тяжелым испытанием. Тайра плашмя лежала в траве, чтобы не видеть радостную ораву плескавшихся в воде голых мужиков и еле сдерживала слезы зависти. Марис из солидарности сидел рядом с ней и злобно объяснял любопытствующим, что у них в Ашере мыться – страшный грех, даже смотреть на такое зазорно.
Одному только Шмелю дорога показалась райским наслаждением. Не надо трястись на конской спине, не надо бежать за хозяйкой, глотая пыль. Он подружился с веселым маркитантом и теперь сутками спал на его телеге или просто валялся на вершине горы мешков, лениво озирая окрестности. Наемники уважали Шмеля, отчего-то сочтя его боевым псом, и щедро делились с ним недоглоданными костями. Скоро он начал откровенно жиреть, временами Тайра сгоняла его с повозки и заставляла идти пешком, чтобы он совсем уж не превратился в свинью.
Капитан берег лошадей и между переходами устраивал длинные дневки. К людям он не испытывал ни малейшего сострадания: пока кони паслись, солдаты рубили мечами и кололи копьями соломенных врагов, стреляли по ним из луков. Тайра договорилась с Марисом, что целиться они будут исключительно в кусты – хорошие лучники в отряде ценились, и присмотр за ними мог стать еще строже. Впрочем, и того, что был, вполне хватало. Лагерь всегда ставили в открытом поле, маркитанты отправлялись в ближайшее селение за провизией, и попытки увязаться за ними грубо пресекались. Когда приходилось проезжать через селение или густой лес, ракайцы носились взад-вперед вдоль строя не хуже пастушьих псов.
Где-то через неделю они стали понимать, что побег невозможен. Даже если бы представился случай – усталость, нарастающая с каждым днем, отупляла и сковывала волю, как чугунная цепь. Оставалось надеяться на пункт прибытия, там наверняка начнется неразбериха. Но куда их гонят? За ужином Тайра подсела к трепливому ракайскому наемнику, любителю поучать новичков.
– – Мы, конечно, за Ракайю пошли воевать, но хотелось бы поточнее узнать – с кем мы воюем и из-за чего эта война ведется?
– Ну, темнота! Одно слово – кадарцы…. Феруат уж почти двадцать лет наш злейший враг. Как старый император помирать начал, они тут же вообразили, что теперь Ракайя у них в кармане. Тамошний герцог – двоюродный брат нашего Янгиса, вот он и заявил права на престол. Янгис будто бы незаконный сын. Как он может незаконным быть, когда в законном браке родился? Мало ли чего про мать его брешут, было бы это правдой – император ее с дитем нагулянным враз бы казнил, ну или хоть прогнал бы.
– А почему только через двадцать лет войну начали?
– Так сначала с Нарратом надо было разобраться, они тоже на ракайский престол зарились. Жена князя ихнего – старшая сестра нашего Янгиса была. А зачем нам баба на троне?
– У нас в Кадаре муж наследной принцессы может стать королем, только если сыновей нет.
– Так и у нас точно также! А Наррат мало того, что Янгиса пащенком объявил, они еще и про то забыли, что двоюродный брат вперед мужа старшей сестры наследником считается. Ну, от их выводка, слава Небесам, мы никого не оставили. Одна только Стефания ваша кадарская, да она не в счет, – она покойному нарратскому князю племянница, на наш трон не полезет. Потом мы с горцами воевали, мятежей тоже много было, не до Феруата. Лет пять назад с графством Раттен разобрались, там дядя Янгиса сидел, он тоже, старый хрыч, претендентом считался. Только теперь руки до Феруата дошли. Они до того оборзели, что на перевале крепость выстроили – от нас защищаться. Да еще с караванов наших пошлину дерут, как будто ихний герцог Янгису не родня. А нам оно надо?
Тайра помотала головой, запутавшись в династической премудрости.
– Да, дела… И что, император уже со всеми претендентами на престол разделался?
– Вот как возьмем Феруат – тогда и будет все. Из тех, кто мог бы против императора пойти, один герцог Брейд останется – он тоже двоюродный, по другой линии, но он нам не враг. Когда престол делили, Брейд еще пацаном был, а отец его одним из первых Янгису присягнул.
