– Мы могли заразиться?
Брейд молча пожал плечами. Никто не знал, как приходит Черная Смерть – по воде, по воздуху, или через прикосновение. Трое побывали в ее владениях, и все пили воду из ручья, текущего мимо деревни.
– Деревня стоит на невысоком косогоре, обнесена частоколом? – первым делом спросила Литания.
– Да.
– Она называется Ита, и это уже Наррат. Значит, граница с Кадаром будет перекрыта до самых гор.
– Так вот почему засеки… – упавшим голосом сказала Тайра.
– В горах нет границ. Но до них больше недели пути.
Они разбились на две группы, и в первые дни соблюдали дистанцию. Видий, правда, утверждал, что язвы при заражении должны появиться уже к вечеру, но Брейд странно ухмыльнулся на эти слова: «Это не всегда точный признак», – и настоял, чтобы посетившие Иту шли отдельно. Потом они объединились – на приготовление еды стало уходить слишком много времени, и все равно приходилось как-то соприкасаться. Мясо добывал только Ланс, котелок и посуда тоже были у него: Виринея, главная носильщица поклажи, выбрала его хозяином и не отходила ни на шаг. Каждую ночь она упорно перегрызала веревку и всей тушей заваливалась на ноги Лансу.
Деревни они обходили стороной, даже если из них доносились живые голоса.
Глава 24. Хозяйка леса
Провисшее до земли серое небо сеяло нудный дождик. С утра никакой дичи не попадалось, если не считать мокрых синичьих стаек, да лениво барабанящих дятлов, так что перебивались орехами. Во второй половине дня облака разошлись, и после короткого привала было решено идти до поздней ночи. Завтра они выйдут к озеру Иэр.
Дорога становилась все глуше, зарастала травой и мхом, пока не превратилась в еле заметную тропинку.
– Я никогда здесь не была, я бы запомнила, – удивленно сказала Литания.
Их окружал старый сосновый лес. Ровные колонны бронзовых стволов вздымались в невообразимую высь. Там, где на них падали вечерние лучи солнца, деревья горели, как свечи красного воска. Землю покрывал сплошной ковер мха, переливавшийся всеми оттенками зелени, от бледно-бирюзового до густо-малахитового.
– А вот и наш ужин растет, – обрадовался Ланс.
Чуть поодаль от тропинки мох был усыпан рыжими, под цвет сосен, шляпками маслят.
– Я белый нашла, – похвасталась Тайра, – ой, и не один, их тут три.
Вся компания разбрелась по лесу, только Брейд и Балтазар, ничего не понимавший в грибах, растянулись на пышной моховой перине.
– Здесь можно и заночевать.
– Ауу! – откуда-то издалека долетел крик Литании.
– Как бы не заблудились грибники… Э-эй! – проревел Балтазар.
– Аааа, – пропела сосна над его головой.
Из глубины леса ей ответил надсадный скрежет, тяжелое дыхание ветра пронеслось по кронам. Лес заговорил: тоскливый плач, надрывное кряхтенье, мучительный скрип – деревья как будто жаловались друг другу на свое бессилие перед надвигающейся бурей.
Брейд вскочил на ноги и заорал:
– Все сюда! Уходим!
Грибники собрались довольно быстро, все равно добычу уже некуда было девать – и котелок полон, и шали, которые женщины приспособили под вместительные узелки.
Брейд кивнул на вывороченную с корнем, еще не потерявшую зеленую хвою сосну:
– Сейчас деревья падать начнут. Надо выбираться на открытое место.
По небу неслись черные рваные облака, яркий вечер сразу превратился в поздние сумерки. Сосны гнулись и стонали, как мачты во время шторма: Тропинка куда-то пропала.
– Смотрите-ка, тут жилье, – Балтазар вышел на край овражка: неглубокой ложбинки, промытой лесным ручьем.
На той стороне на пригорке стояла избушка, скорее, добротный шалаш. Ни двора, ни ограды, дверь без крыльца. Скаты заросшей мхом крыши упирались в землю. Спереди вроде дом, а сбоку посмотреть – просто холмик.
– Может быть, попросимся к ним переночевать, – неуверенно предложила Литания.
– Неизвестно, кто там живет – ответил Балтазар, – а если разбойники?
– Главное, чтобы не ракайцы, – Брейд перепрыгнул через ручей, постучал в низенькую дверь и потянул за ручку, – здесь нет никого, заходите.
Внутри было пустовато и очень чисто прибрано. Давно, впрочем, прибрано: окошко затянуло паутиной, на дощатом столе возле плошки с фитилем лежал сухой листочек и мертвая ночная бабочка. Обмазанная глиной печка, возле нее аккуратная сосновая поленница. Широкие двухъярусные нары, устланные сеном, да стол с лавкой – вот и все убранство. Ланс порыскал по углам, нашел топор, короб с пыльными луковицами, вязку сушеных грибов, мешочек с солью. В печи висел помятый закопченный котелок.
– Охотничья избушка, – определил Видий, – специально для заблудших странников вроде нас.
Пока варилась грибная похлебка, Брейд забрался на полати и уснул. Литания попыталась вспомнить, когда он ел в последний раз. За последние два дня – точно нет. У нее щемило в груди, когда она смотрела на его ввалившиеся глаза и серое лицо, но расспрашивать о здоровье было бессмысленно – или не расслышит, или отшутится.
Балтазар доел третью миску густого наваристого супа и завалился спать. Буря разгулялась, лес шумел, как море в непогоду. Желтый язычок пламени метался над светильником, тени плясали на бревенчатых стенах, порывы ветра насквозь продували избушку.
– В Наррате говорят, что в такие ночи леший сердится. Я так и представляла себе – бродит по лесу разгневанный великан, со злости деревья ломает.
– И ест непослушных маленьких детей, – коварно улыбнулся Видий.
– О, точно, – обрадовался Ланс, тоже выросший в лесу, – у нас его даже видели, – далее следовала страшноватая история про дочку лесника, повадившуюся забредать в самую глухомань. В первый раз девчонка вернулась, рассказала, что встретила чудного старичка, он ей на дудочке песенку сыграл. На другой день ее нашли на самой верхушке сосны, а как попала туда, она не помнила. А в третий раз девку целую неделю всей деревней искали, один парень ее по стуку обнаружил. Залез на дуб, заглянул в дупло, а там она сидит. Кричать уже не может – голос сорвала, только кулачком по стенке дупла стучит. Пришлось ему на ней жениться и в город увезти, подальше от леса.
– Жуть, только дочка эта не к лешему, а к парню своему бегала. Он все и подстроил, чтоб на ней жениться, – фыркнула Тайра. В ее глазах плясали две красные искры – отражения фитиля.
Где-то совсем рядом с протяжным треском рухнула сосна.
– Не надо ночью про лешего, тем более, когда деревья падают, – попросила Литания.
– Не надо, нехорошо это, – поддержал ее Видий, – вон у Тайры глаза уже в пол-лица сделались. Давайте я вам что-нибудь повеселее расскажу. Не про лешего, про кикимору.
