Ромея. Константинополь. Собор Святой Софии. 5 (18) сентября 1917 года
Что ж, закончена официальная часть встречи августейшей четы, позади марш роты почетного караула Царьградского военного округа и праздничный торжественный молебен в Святой Софии, где Вселенский патриарх буквально из кожи вон лез, дабы продемонстрировать нам свою лояльность и прочее понимание исторического момента. Все это уже позади.
И теперь мы вполне могли на некоторое время предаться обычному туристическому времяпрепровождению, выражающемуся обыкновенным осмотром местных достопримечательностей и фотографированием на их фоне. Правда, побродить в свое удовольствие нам пока не удалось, поскольку осмотр достопримечательностей вновь вылился в импровизированное совещание с главным архитектором и руководителем строительных работ относительно хода восстановления и реставрации Святой Софии, сохранения исторического наследия и прочих моментов, которые всегда возникают на объектах государственного значения.
Например, такие моменты, как проект конкурса на возведение в Константинополе Триумфальной арки.
Мы с Машей слушали, кивали, задавали вопросы. Получали обстоятельные ответы. Ольга ходила рядом с нами, но, не будучи еще официально возведенной в должность, вопросов задавала мало, предпочитая пока помалкивать и запоминать, прекрасно понимая, что за все я потом спрошу именно с нее.
Что ж, минареты вокруг Святой Софии практически уже разобрали, хотя окрестности собора все еще напоминали то ли грандиозную стройку, то ли грандиозные развалины, то ли свалку строительного мусора. Вероятно, верными были все три утверждения.
Вообще же, реконструкции подлежали все мечети в городе и в Ромее в целом, которые прежде были христианскими церквями. Разумеется, все они в самое ближайшее время вновь станут православными храмами и вскоре примут своих первых прихожан. Те же культовые сооружения, которые изначально были построены как мечети, я велел пока не трогать. Не то что я планировал иметь в городе большое количество мусульман, но и сильно дразнить гусей в условиях полного разгрома и унижения Османской империи я посчитал излишним и политически нецелесообразным. В конце концов, среди моих подданных обеих империй достаточное количество мусульман, и они должны иметь свои места для молитвы и общения с Богом. Так что ту же Голубую мечеть я перепрофилировать не планировал.
Наслушавшись руководителей восстановительных работ, мы таки перешли к селфи. В том смысле, что наш лейб-фотограф Прокудин-Горский и прочая суворинская банда фотографировали и снимали нас в кино, а мы стояли в разных составах на фоне Святой Софии.
Мы, члены императорской фамилии и Георгий.
Мы, генералы и отличившиеся офицеры.
Мы, Вселенский патриарх и прочий церковный бомонд.
Мы и женщины-военнослужащие, участвовавшие в этой кампании.
Мы и все женщины, участвовавшие в этой кампании.
Мы и военные медики, участвовавшие в этой кампании.
Мы и «лучшие люди города», пока весьма малочисленные.
Мы и члены временной военно-гражданской администрации.
Мы и особо отличившиеся на восстановительных работах в Константинополе.
Дело было муторное и довольно утомительное, но мы прекрасно понимали, что каждая такая фотография для любого из запечатленных на ней станет семейной реликвией, которая будет передаваться из поколения в поколение, станет настоящей святыней, а потому стоически терпели и приветливо улыбались в кадр.
Разумеется, смена участников не происходила мгновенно. Одни уходили, другие приходили. Еще некоторое время фотографы выстраивали публику так, чтобы все поместились и всех было видно. В общем, морока и канитель еще те.
Наконец, мы уже фотографировались в узком кругу. Я, Маша и мальчишки, включая Алексея. Я, Маша и Георгий. Я, Маша и Ольга. Я, Маша и Николай. Я, Маша, Николай и его семейство без Аликс. Я и Николай.
Конечно, тут речь шла не только о фотографиях в семейный альбом, но и о важном политико-пропагандистском моменте. Наши совместные фото пойдут в газеты, и газеты не только российские или ромейские (есть уже и такие). И колоритные кадры двух братьев на фоне поверженного города должны были несколько поумерить фантазии некоторых относительно возможности переворота в виде «реставрации» или «восстановления справедливости». Хотя бы потому, что эти фотографии увидят десятки миллионов подданных. К тому же все помнят, что вышло из событий 6 марта, когда Николай встал на мою сторону и не поддержал мятеж.
Ну, а болтовня Аликс… Что ж, тут на все воля Божья. Я сегодня Николаю достаточно красноречиво объяснил перспективы и предложил весьма вкусную взятку в обмен на лояльность. Миллионные выплаты за приданое девочкам, по миллиону «на обустройство» Николаю и Алексею, плюс ежегодные некислые выплаты, все это должно было, по моему мнению, поумерить пыл, как самой Аликс, так и заставить ее собственное семейство выступить изолятором ее идей и амортизатором ее порывов.
Дорого, скажете вы? Отнюдь!
Спокойствие в государстве куда дороже паршивых нескольких миллионов рублей. К тому же я это семейство заставлю отработать мне (и государству) каждую копейку. Да и не следует забывать, что в свое время я весьма основательно раскулачил Николая, отобрав у него не только казну и средства Министерства двора и уделов, но и заставив передать мне массу средств, которые он считал лично своими. Так что обещанные выплаты всего лишь частичная компенсация реквизированного мной ранее.
Ромея. Константинополь. Дворец Единства. Кабинет его величества. 5 (18) сентября 1917 года
От того, находимся ли мы в Москве, едем ли в поезде, отдыхаем в Марфино, командуем в Мелласе или находимся в Константинополе, не меняется основа – постоянные доклады.
И это совсем не то, что в мое время так обильно показывали по телевизору, когда нам демонстрировали мудрого и уважаемого руководителя, который с отеческой усталостью на лице задает вопросы своим министрам, имитируя реальное совещание, а те, словно школяры, выпучив глаза, что-то блеют в ответ, напрягая все свои невеликие актерские способности, да так, что хочется воскликнуть бессмертное: «Не верю!»
Ведь ясно же всем, что само совещание будет там, без нас. Нам ничего не покажут, а то, что покажут, покажут нам.
Зачем нам показывали всегда этот трагикомический фарс – этот вопрос я задавал себе всякий раз, когда включал телевизор или смотрел его по долгу службы. Зачем эта имитация и весь этот погорелый театр? Причем куда больший, чем встреча под камеру глав государств или министров иностранных дел, которые вынуждены привычно растягивать свои морды лица в заученной фальшивой улыбке, матеря в душе и эту прессу, и этих фотографов, и своего визави по переговорам, и членов его делегации, и членов своей делегации, и работу свою гадскую, и все на свете разом.
Стоят. Улыбаются. Жмут руки.
Но эти хотя бы не делают вид, что они собираются при нас и на камеру решать свои государственные вопросы. А вот когда глава государства учит крестьян сажать картошку или с суровым лицом вопрошает о чем-то, то мне хочется покрыть все матерным загаром и выключить все это к едреней фене.
