Ольга подняла на меня взгляд.
– Хоть мы и говорим об ограничениях на строительство стратегических предприятий, без индустриализации Ромеи нам не обойтись. К тому же городским переселенцам надо же где-то работать. Да и не возить же все из России, так ведь никакого транспорта не хватит, не то что на доставку массы новых переселенцев, но и на снабжение тех, кто уже прибыл сюда.
Я согласно кивнул. Да, тут есть еще один интересный момент – все, что построено в Ромее, построено вне российской юрисдикции и вне российской же бюрократии. И если на начальном этапе разница невелика, то после войны, когда в России пройдут выборы и начнется реальное разделение властей, Ромея останется островком самодержавия, где действуют только императорские законы. В том числе и в сфере налогообложения и прочих офшоров со свободными экономическими зонами.
– Хорошо, ваше высочество, я услышал вас и внимательно изучу ваши рекомендации. Благодарю вас.
– Господин Шухов представил проект строительства радиотрансляционной башни в Константинополе. Согласно его предложению, предполагается построить башню ниже московской. Всего в 150 метров. Вот расчеты, государь.
Беру папку и просматриваю ее содержимое. В принципе, насколько я понимаю, у Шухова было два проекта – основной в 350 метров высотой, который сейчас строится в Москве, и вспомогательный, который был в два с лишним раза ниже, и который результате и был построен в моей истории.
– А почему господин Шухов не обратился в Министерство информации?
Ольга улыбнулась (впервые за весь доклад):
– Насколько я поняла, он направил свой проект и господину Суворину, и мне.
Усмехаюсь.
– Понятно. Так вам скоро и господин Циолковский писать начнет.
Вероятно, история лишилась потрясающего кадра, когда некому было сфотографировать мою изумленную физиономию, после того как сестра протянула мне бумагу, на которой я разглядел знакомую подпись.
– Эмм… И что там?
– Предложения по организации международной конференции по Марсу.
Я лишь крякнул. Вот же ж неугомонный мужик! Нашел время!
Глава XII
Ангел и демон
Ромея. Мраморный остров. Резиденция императора. Квартира их величеств. 18 сентября (1 октября) 1917 года
Мне снился ангел.
Я был уверен, что это сон.
Не может ангел петь наяву.
Не уходи, мой прекрасный сон, не уходи, мой ангел!
Но сон предательски ускользал, заставляя душу томиться в ожидании пробуждения.
Вот ветерок скользнул по моей щеке, заставляя ресницы предательски вздрогнуть.
Утро наступило.
Сон ушел.
Ангел остался.
Таращусь в потолок, пытаясь определить источник пения. Да уж, я, пожалуй, еще не все видел и слышал в этой жизни. Накинув на себя халат, отправляюсь на поиски ангела.
Серебряный голос плыл над островом и морем, обращаясь к рассветному солнцу. Солнцу, которое вот-вот должно было явить свой лик из-за горизонта. Вероятно, так же пели в этих местах древние, поклоняясь дневному светилу, как божеству. Но сегодня само Солнце было лишь визуальным символом Той, в чей адрес звучал сейчас ангельский голос.
Солнечный диск показался из-за горизонта, и Маша, допев свой гимн, замолчала.
Ветер развевал ее платье и волосы, но она все еще была там, в своей песне.
Сказка закончилась?
– Я тебя разбудила?
Маша стояла не оборачиваясь, прекрасно понимая, что кроме меня тут никого быть не может.
– Ты разбудила не меня одного. Вместе со всеми жителями острова ты разбудила солнце.
– Прости.
– За что? Это было лучшее пробуждение в моей жизни.
А кто недоволен, что его разбудил на рассвете прекрасный голос императрицы, пусть напишет жалобу в мою Канцелярию. Я уж разберусь с каждым. С каждым сигналом. И позабочусь, чтобы впредь их будил другой голос. Не такой ангельский.
Маша все так же стояла, глядя в рассвет, и я понимал, что любые слова и касания сейчас будут лишними. Волшебство момента. Симфония.
– Я проснулась, когда еще было темно. Ночь. Лишь лампадка у образов. И, поверишь, я вдруг испугалась – взойдет ли солнце? Наступит ли новый день? Глупости, конечно, но… Я глупая, да?
Она стремительно оборачивается и попадает в мои объятия. Целую ее висок.
– Нет, любовь моя, ты точно не глупая.
Царица и прочих земель императрица шмыгнула носиком, прижимаясь щекой к моему плечу.
– Я не знаю, что на меня нашло. Но почувствовала, что песней должна приветствовать новый день и восславить Богородицу. Меня назвали в честь нее, и она дает мне силы. И я запела. Я никогда так не пела. Никогда. Словно сияние разлилось вокруг меня. Веришь?
– Да, моя радость, верю. Я сам это видел.
Она подняла голову и заглянула мне в глаза.
– Правда?
– Да.
Германская империя. Берлин. Большой Генеральный штаб. 1 октября 1917 года
– Что ж, воистину наступают решающие дни, Эрих. Итог Великой войны в твоих руках. Судьба рейха поставлена на карту, и мы не имеем права дрогнуть.
– Да, Пауль, я понимаю. Мы нанесем им смертельный удар.
– Удачи, Эрих. Я верю в нашу победу.
– Благодарю, Пауль. Мы победим.
Гинденбург и Людендорф пожали друг другу руки. Один оставался, другой уезжал. Каждый должен был выполнить свой долг. Каждый на своем месте.
Великая игра вступала в свою решающую фазу.
Ромея. Мраморный остров. Резиденция императора. Квартира их величеств. 18 сентября (1 октября) 1917 года
Закатное солнце клонилось к горизонту. Где-то внизу волны накатывали на берег в своем вечном движении. Прекрасная погода, отличный вечер, грядет романтическая ночь.
– И как мы объясним это народу?
– Суворин обыграет все это в самом лучшем виде, могу тебя уверить в этом.
– Я понимаю. Но все же, как?
Маша нервно теребила край салфетки. Вечер не был томным. Все было сложно.
Я нехотя ответил:
– Как вариант, можем сказать, что тебе было видение…
– Видения не было.
– Ну, как вариант.
– Видения не было. Я не стану это говорить.
Да, проблема. Маша искренне верует и не станет лгать в этом вопросе.
– Ну, хорошо, не было видения. Ты можешь принять обет или что-то такое, что потребует от тебя соблюдения ограничений.
Она с сомнением смотрит на меня.
