Мулат сделал движение рукой, как бы извиняясь, и продолжал свою работу.
– Нам лучше сейчас понять друг друга, – резко продолжал капитан. – Поди сюда!
Мулат подошел с необыкновенно зловещим выражением лица, на щеке его виднелся большой шрам.
– Как тебя зовут?
– Тонио.
– Ну, Тонио, запомни. Ты нанят за хорошую плату, я всегда забочусь о том, чтобы у моих матросов был хороший стол, и требую за то прилежной работы и строгого повиновения. Понимаешь?
– Понимаю, капитан, – ответил мулат полусердитым, полууниженным тоном.
– Теперь ступай к своему делу.
Мулат прошел мимо Дача, который вернулся очень суровый и сердитый.
– Капитан Стодвик, я должен просить вас остановиться в Плимуте. Мистер Паркли, ее надо высадить на берег.
– Но, мой милый, не лучше ли вам сперва повидаться с нею? Я… я боюсь, что без этого она не согласится отправиться отсюда.
– Нет, – сурово сказал Дач, – ее надо высадить на берег как можно скорее.
Капитан Стодвик отошел, посвистывая, взял зрительную трубу и стал смотреть на пароход, видневшийся вдали.
– Паркли, – сказал Дач, как только они остались одни, – я не мог говорить при нем, но у меня недостает сил видеться с ней. Я слаб и не буду в состоянии перенести ее тоску. Скажите ей, – прибавил он, и губы его задрожали, – что я прощаю ее, буду молиться за нее, но никогда с ней больше не увижусь.
– Но, любезный Поф, вы должны…
– С добрым утром, господа, – сказал голос, заставивший их вздрогнуть.
Обернувшись, они увидели молодого доктора Мельдона.
– Я желал видеть вас, мистер Поф.
– Видеть меня?
– Вы знаете, что ваша жена приехала вчера сюда?
– Знаю, – холодно ответил Поф.
– Она, должно быть, встала с постели больная, и очень дурно сделала, потому что она очень больна. Она теперь в бреду.
– Ее непременно надо свезти на берег, домой, – воскликнул Дач.
– Я не возьму на себя этой ответственности, – ответил доктор. – Послушайтесь моего совета, оставьте ее здесь.
– Оставить здесь! Это невозможно! – возразил Дач.
– Ее невозможно перевезти отсюда, – ответил доктор.
– Разве она так опасно больна?
– К счастью для меня, что она нашла здесь доктора и имеет такую хорошую сиделку, как мисс Стодвик.
Дач хотел что-то сказать, но не стал; он отошел и, подперев голову рукой, стал смотреть на море, спрашивая себя, чем все это кончится.
– Он, кажется, очень расстроен, – сказал Мельдон, черноволосый, серьезный мужчина дет тридцати трех или четырех.
– Да, – ответил Паркли. – Ее следовало бы высадить в Плимуте.
– Бедняжка! – сказал Мельдон. – Она, вероятно, очень огорчена разлукой с мужем.
– Да! – сказал Паркли. Потом он переменил разговор и сказал с улыбкой: – Счастливы мы, холостяки, мистер Мельдон. Нам нечего ломать головы насчет женщин.
– Да, – сказал, в свою очередь, доктор и пристально посмотрел на своего собеседника, между тем как щеки его вспыхнули. – Путешествие с дамами кажется внове, – продолжал он. – Он меня не слышит, – сказал он, когда Паркли, повинуясь знаку капитана, подошел к нему.
– Не слышит, сэр, он пошел посмотреть на пароход, который, кажется, хочет нас перегнать, – сказал Сэм Окум, – но я вас слышал и скажу, что вы правы.
– В каком отношении? – спросил Мельдон, улыбаясь.
– Насчет дам. Мы редко путешествуем с женщинами, и никогда из этого ничего хорошего не выходит.
– Какой у вас мрачный взгляд, – заметил доктор, смеясь. – У вас печень не в порядке.
– Какая у меня печень! Ее никогда у меня не было… Иду, иду, сэр! – прибавил он на зов капитана.
Было велено прибавить парусов, а пароход все нагонял шхуну. Капитан и Паркли пристально наблюдали за ним, опасаясь, не новая ли это штука кубинца, но к общему удовольствию тревога оказалась ложной, и шхуна благополучно продолжала свой путь.
Скоро сделалось очевидно, что доктор прав и что Эстера должна остаться на шхуне. Дач избегал спускаться в каюту жены и проводил время, читая больному Джону Стодвику и разговаривая с Сэмом Окумом о тех местах, где, по уверению старого моряка, лежали потонувшие корабли.
– Ну, Окум, мы полагаемся на вас, – сказал Паркли, – и если вы удачно доведете нас до этого места, вы получите награду.
– Никакой награды мне не нужно, – грубо ответил старик. – Если выйдет успех, купите мне фунта два табаку, и я останусь доволен.
Паркли засмеялся, а Окум обратился к Дачу:
– Ну, как теперь ваша супруга, сэр?
– Ей лучше, – коротко ответил Дач.
– Очень рад. Я хотя не люблю женщин на судне, а не желаю, чтобы они были больны. Хорошо, что еще у нас случился доктор; а вот с какой стати капитан взял на шхуну этого мистера Вильсона? Ведь он не водолаз?
– Нет, – улыбаясь сказал Дач, – он естествоиспытатель и будет собирать птиц.
– Экий он длинноногий, – продолжал старый моряк, – наверно, природа хотела сделать из него жирафа, а потом вдруг передумала, и вышел человек.
– Поговорим лучше, Окум, – перебил Дач, – о том месте, куда мы идем. Не был ли там кто-нибудь прежде нас?
– Не думаю, сэр. Во-первых, кажется, об этом никто не знает, кроме этого иностранца. Во-вторых, у кого же есть полные водолазные аппараты и воздушные насосы? А теперь, сэр, если вы дадите мне спичку, я немножко покурю.
Дач подал ему спичечницу, но Окум вдруг поднял руку, призывая молчать, и, прежде чем молодой человек успел понять, что он хочет делать, Окум подошел к лодке, закрытой брезентом, дернул за один конец и из лодки выскочил мулат.
– Если хочешь спать, ступай на свое место, – с угрожающим видом сказал старый моряк.
Мулат быстро выпрыгнул и убежал, а Окум обратился к Дачу.
– Мне не нравится этот человек. Он подслушивал, хотя притворился спящим. Если капитан не позаботится, то этот мулат наделает разных бед.
– Я боюсь, что у вас наклонность предсказывать несчастие, Окум, – сказал Дач с улыбкой.
– Говорю что думаю, сэр, но помяните мое слово, если мы вернемся благополучно, я буду очень удивлен, потому что всякий раз, как у нас на судне случаются женщины, без несчастия не обходилось.
– Какой вздор!
– Нет не вздор, сэр, а судьба, – сказал Окум, – я человек не суеверный, а разве души тех моряков, которые потонули с кораблями, где лежат эти сокровища, даром стерегли их несколько сот лет? Уж они нас спокойно не подпустят, а зададут нам хлопот.
Глава XIV. Подозрения капитана
На следующий день поднялся ветер и продолжался целую неделю, но шхуна благополучно шла; капитану Стодвику было довольно хлопот с матросами, но они все оказались хорошими моряками и толково исполняли свои обязанности. На десятый день мистрис Поф, очень бледная и слабая, вышла на палубу, опираясь на руку Бесси Стодвик, которая привела ее к тому месту, где Дач разговаривал с Паркли. Дач вздрогнул, когда увидел их. Потом холодно поклонился и отошел на другую сторону палубы, где сидел Джон Стодвик, нетерпеливо наблюдая за своей сестрой. И как только Паркли довел мистрис Поф до скамейки, Джон подозвал к себе Бесси и ревниво держал ее возле себя, видя, что Вильсон и доктор тоже вышли на палубу, поклонились и улыбались его сестре.
