Для нее скоро сделалось очевидно, что все приготовления сделаны, и она пошла за всеми на палубу, когда торопливый завтрак кончился.
Дач взглянул на нее один раз, и сердце ее забилось от радости, когда в этом взгляде она прочла скорее горесть, чем гнев, и это убедило ее поговорить с ним во что бы то ни стало.
Воздушный насос был готов, Расп распоряжался водолазами; и если Эстера прежде колебалась, то взгляд на Дача, надевавшего тяжелую одежду, пропитанную резиной, побудил ее действовать.
– Не думаю, чтобы зубы акул могли прокусить это, – хладнокровно сказал Дач мистеру Паркли, – если они явятся, то мы сделаем, о чем мы говорили, и это отпугнет их.
Он продолжал приготовления, и два раза Эстера приближалась к нему, но каждый раз она видела, что глаза кубинца устремлены на нее, и останавливалась.
Наконец Дач был готов. Оставалось только надеть большой медный шлем. Он опоясался крепким кожаным поясом, надел на ноги толстые со свинцовыми подошвами сапоги, квадратные свинцовые ядра висели около его шеи, груди и спины; длинная труба была прикреплена к шлему и воздушному насосу, острый топор и длинный нож были заткнуты за пояс вместе с тяжелым железным рычагом.
Крепкая деревянная лестница была спущена и не доходила только на несколько дюймов до того места, где лежал потонувший корабль, приготовлена была также сигнальная веревка, которой должны были обвязать Дача; установили гальваническую батарею, привязали тонкие проволоки к полдюжине ящичков с динамитом, чтобы бросить в ту сторону, где покажутся акулы. Мощность была не так велика, чтобы навредить водолазу, которого защищал шлем. Старательный осмотр показал, что чудовищ нигде не видать, и все надеялись, что вчерашние взрывы убили и разогнали всех акул и что пока их нечего бояться.
Это была очень хорошая теория, но бывшие на шхуне забыли, что Полло иногда выбрасывал за борт остатки пищи, что они неслись по течению и могли привлекать рыбу издалека.
Попробовали воздушный насос, и благодаря Распу он оказался в прекрасном состоянии. Те матросы, которые не должны были действовать у насоса, были расставлены в надлежащих местах для наблюдения, отчасти для удовлетворения их любопытства, отчасти для того, чтобы наблюдать за акулами и вовремя предостеречь. А то место на палубе, где был приготовлен аппарат, обвели веревками и никому не позволяли переступать через них. Расп разложил веревки с математической точностью; сигнальная веревка была также старательно прикреплена, у насоса поставили матросов, обученных Распом; и был приготовлен толстый сверток веревок с пружинным крючком, и пружину держал Расп.
– Мне кажется, вам лучше бы привязать ее, Поф, – сказал Паркли.
– Пустяки, – сказал Дач, улыбнувшись, – пожалуй, подумают, что я новичок и никогда не был под водой.
– Нет, мистер Поф, – сказал Расп, – это насчет длинноносых акул. Обвяжитесь, и как только мы увидим этих гадин, мы тотчас же предупредим вас.
– Я акул не боюсь, – сказал Дач, пробуя острие ножа. – Человек может умереть только один раз.
– Любезный Поф, – воскликнул Паркли, – не говорите так цинично. Разумеется, человек может умереть только один раз, но неужели вы думаете, что я могу дожить до конца моей жизни, чувствуя, что я убил вас моею небрежностью? Милый мой, я не променяю вашу жизнь на двадцать потонувших кораблей, нагруженных сокровищами.
– Благодарю вас, Паркли, – сказал Дач, пожимая ему руку, – я верю вам.
– Так позвольте же привязать веревку.
– Нет, нет, это только помешает мне.
– Милый мой, не помешает. Вода чистая, рифов на вашей дороге не будет, только корабельные обломки, которые вы легко обойдете.
– Это все ребяческие приготовления, – с досадой сказал Дач. – Дайте мне шлем, Расп.
– Вы всегда были упрямы, как осел, мистер Поф, – сказал старик, подавая шлем с решетчатым забралом, – если вы не обвяжетесь веревкой, я не дам вам достаточного запаса воздуха.
– Я не боюсь этого, Расп, – возразил Дач, смеясь.
Он вдруг сделался холоден и суров, потому что увидел приближавшуюся Эстеру. Все невольно отошли.
– Что такое? – сказал он холодно.
– Дач, – шепнула она, положив руки на его плечи, – твоя верная, преданная жена, никогда не оскорблявшая тебя ни мыслями, ни поступками, умоляет тебя принять предосторожность, предлагаемую тебе.
– Вот еще! – воскликнул он презрительно.
– Ты не веришь мне, милый, – продолжала она, и слезы заструились по ее щекам, – но Господь мне свидетель, что я говорю правду. О, Дач, Дач! – продолжала она. – Когда-нибудь ты узнаешь все, и твое сердце обольется кровью при мысли о тех мучениях, которые ты мне причинил.
– Эстера, – сказал он тихим тоном, – я отдал бы двадцать лет моей жизни за то, чтобы вернуть мое доверие к тебе, но оно исчезло. Исчезло навсегда.
– Нет, – возразила она, и лицо ее засияло, – правда скоро обнаружится, и тогда, Дач, ты вернешься к моему сердцу с сознанием, что твоя жена простила тебе твою несправедливость и любит тебя больше прежнего.
– Ты простила мне? – сказал он с горечью.
– Да, – ответила она, – за твою несправедливость ко мне, Дач. Тебе не за что меня прощать, кроме того, что я сохраняла тайну для твоей же безопасности.
На ее лице было такое выражение истины и чистосердечия, что, будь они одни, Дач прижал бы ее к сердцу, но он знал, что на них смотрят много глаз, и, удержавшись, сказал спокойно:
– Довольно. Расскажи мне, когда я вернусь…
– Наденете вы эту веревку, мистер Дач? – перебил их Расп.
– Да, можете приготовить, – ответил Дач.
– Господь да благословит тебя за это! – с жаром шепнула Эстера.
– Теперь ступай назад, – сказал он спокойно, – здесь не должно быть сцены. Тебе нечего бояться за меня, я теперь не стану подвергаться риску в надежде, что, как ты говоришь, все может разъясниться. Когда я вернусь, ты мне все объяснишь.
Восторг сверкнул в ее глазах, но вдруг она задрожала и отступила, потому что позади Дача увидела Лоре, по-видимому, суетившегося около веревок, но, очевидно, слышавшего все, что было сказано.
– Ты обещаешь? – сурово спросил Дач.
– Пощади меня, мой дорогой, – застонала она, – я не смею, не смею говорить.
– Что? – прошептал он. – Так это твоя правда?
– Это для тебя, – стонала она, – для тебя.
И опустив голову, отошла.
– Полноте, – сказал Паркли, взяв ее за руку, – будьте мужественны, с ним ничего не случится.
– По крайней мере пока жив Том Расп, – заворчал старик.
– Может быть, вам лучше пойти в каюту, милая моя, – сказал Паркли.
– Нет, – с твердостью сказала Эстера, – я останусь здесь.
– Оставайтесь же, милая моя, но ведь вы победили, – прибавил Паркли с улыбкой, – он надевает спасательную веревку.
