Дач все приближался к Лоре и отчаянно напал на него со своим длинным острым ножом. Выстрел, сделанный кубинцем, только оцарапал ему шею; но тотчас они были разделены в борьбе. Дач, однако, освободился от другого противника и опять бросился на кубинца с ножом. Лоре опять поднял свой револьвер, прицелился и хотел выстрелить; но, несмотря на это, Дач рвался к нему, когда дикий крик заставил его обернуться, и это погубило его. Бедная Эстера была свидетельницей борьбы и видела, как прицелился Лоре. До сих пор она молчала, но теперь у нее вырвался невольный крик. Дач обернулся, и выстрел попал ему в плечо, и в эту же минуту удар другой руки повалил его. Все остальные были захвачены. Матросы, по приказанию Лоре, вытащили двух раненых товарищей, отобрали оружие, вышли из скользкой каюты и заперли дверь.
Глава XXXIII. Ренегаты
Когда Дач опомнился, он увидел, что голова его лежит на коленях жены, а доктор перевязывает его раны. Когда туманное чувство удивления прошло, он почувствовал облегчение и пожал нежную ручку, которая держала его руку, потому что он более всего опасался того, чтобы Эстера не попала к Лоре. Радость, которую он почувствовал, усилилась, когда он увидел и Бесси Стодвик, ухаживавшую за отцом и переходившую от одного к другому с водой, потому что жара была страшная, а раны возбуждали жажду, почти сводившую с ума. Но как раны ни были мучительны, никто не был при смерти, и слова доктора были даже более целительны, чем его перевязки.
Когда Сэм Окум пришел в себя, голова его страшно болела, он лежал на полу, и Ленни прикладывал ему ко лбу мокрую тряпку. Возле него лежал Расп и, увидев его в живых, он так обрадовался, что привстал и крепко пожал ему руку. Расп шепнул ему, что шесть мертвых тел бросили в воду. Капитан был ранен опаснее всех, но он сидел, бледный и растревоженный, с головой, обвязанной носовым платком.
Прошло несколько часов, каюта отворилась, и три матроса принесли пищу и воду. За ними шел Лоре, хорошо вооруженный, а за ним Полло с шваброй и ведром. Ему было приказано вытереть кровь, покрывшую весь пол каюты.
Он раскрыл рот, чтобы заговорить, вытирая пол у того места, где сидел Окум, жевавший свой табак, но значительное движение руки кубинца заставило Полло торопливо отойти. Это, однако, не заставило Окума смолчать, потому что он сказал спокойно:
– Рад видеть, что они тебя не спровадили, старик.
Негр не отвечал, кубинец обходил кругом и с любопытством рассматривал раны своих пленников и, наконец, велел открыть люк.
– Я не хочу, чтобы вы задохнулись, – сказал он спокойно. – Теперь слушайте и помните, мы все на палубе хорошо вооружены и будем держать строгий караул; всякий, кто решится сопротивляться, будет расстрелян. Я буду хорошо обращаться с вами, и в этой части корабля вы можете гулять. А завтра, господа, мы отправимся к другим потонувшим кораблям. Я очень обязан вам за то, что вы опорожнили этот, и для следующих мне понадобятся ваши услуги.
«Опорожнили этот». Слова эти пробудили воспоминание Дача; теперь в первый раз он вспомнил о своем открытии, и, несмотря на боль, сердце его забилось от радости. Кубинец ничего не знал о золоте, которое было гораздо ценнее серебра, и эту тайну Дач скрыл.
Планы кубинца теперь были ясны всем. Он хотел принудить их отыскать другие корабли с драгоценными слитками, а потом, конечно, убить их всех. И Дач мысленно поклялся, что ни разу не пойдет в воду для этого злодея, но дрожал при мысли, какое страшное оружие имеет кубинец против него – Эстеру, которая также находилась в его власти.
Когда эта мысль поразила Дача, его намерение поколебалось, и он чувствовал, что согласится быть рабом кубинца для спасения жены.
Ночь была грустная и неприятная, потому что как только настала темнота, бедные женщины, так твердо державшие себя днем, теперь изнемогли, и можно было слышать их заглушаемые рыдания и стоны. А мужчинам это было все равно, что удары ножом.
– Так, маленький порез, сэр, – сказал Сэм Мельдону, который подошел осмотреть его рану. – Вот лучше осмотрите Боба Ленни. А вот что я скажу вам, сэр, ни за что больше я не отправлюсь в море в таком ноевом ковчеге.
Постепенно доктор переходил от одного к другому и осматривал раны. Мало-помалу раненые приподнялись, вздохнули, посмотрели друг на друга, сами не зная, что им теперь делать. На палубе шла суматоха, и, разумеется, пленным очень хотелось знать, что там делается. Но когда Сэм Окум вскарабкался на столб и заглянул в люк, он тотчас же спустился, потирая колени и ругаясь, потому что караульные ударили его свайкой, и после этого, разумеется, ни у кого не возникало желания посмотреть.
С другим предводителем матросы, конечно, воспользовались бы случаем и мертвецки напились, но Лоре, по-видимому, держал их в ежовых рукавицах, так что они вели себя спокойно, и скоро принесли пленникам опять свежей воды и сухарей. Потом Лоре послал позвать к себе Сэма, который, зная, что если не пойдет добровольно, то его потащат силой, встал и пошел. Лоре, прицелившись в него револьвером, приказал сесть на палубе, потом приказал привести к себе еще двух матросов и посадил их под караул на баке.
Большая часть экипажа была на стороне Лоре. Шесть матросов с самого начала были у него на жалованье, и их неугомонность была причиной, что он ускорил приведение своего плана в действие. Потому что ему трудно было сдерживать их. Но теперь, когда власть перешла в его руки, не было матроса, который не дрожал бы от его взгляда и не повиновался ему, как ребенок. Смуглый цвет лица, которым он расписал себя, все еще оставался, но он не был уже тем раболепным мулатом, который расхаживал по палубе, а хитрым, умным кубинцем, бдительным и осторожным, готовым принять все предосторожности для сохранения сокровищ, приобретенных им. Для этого и ночь, и день стояли вооруженные часовые, так как он опасался, чтобы пленники не бросили часть серебра в море.
Вместо того чтобы сразу отправиться дальше, он целый месяц оставался на месте, и месяц этот был полон ужасных страданий для пленных, о которых, однако, хорошо заботились, и выводили на палубу каждый вечер на два часа, точно зверей для моциона. Дач очень хорошо знал, для чего это делается – чтобы он и его товарищи могли иметь достаточно сил для продолжения своей работы по приказанию тирана. Но с другой стороны, это было источником удовольствия для Дача Пофа, потому что он видел, как кубинец был занят своим успехом, и его жадность к богатству не давала ему времени думать о своих дерзких видах на Эстеру, которой позволялось оставаться с ее друзьями.
Между тем раны залечили под присмотром доктора. Его призвали даже лечить трех матросов Лоре, которые, впрочем, несмотря на отчаянное сопротивление пленных, получили неопасные раны, кроме одного, который умер через два дня после боя.
Вопрос о том, как возвратить власть над кораблем, часто обсуждался. Но это можно было сделать только при каком-нибудь особенном случае, а теперь нечего было и думать об этом. Однако в темные жаркие ночи предлагалось много планов. Капитан находил, что лучше всего в одну ночь постараться овладеть шлюпкой и уехать, и посредством гальванической батареи взорвать динамитом шхуну со всем, что находилось в ней.
