- Я тоже рад тебя видеть. - Часы приятной тяжестью осели на запястье, и я наконец ощутил себя человеком. - Но почему так долго?
- Не поверишь, но в нормальных семьях мужья и жены приятно проводят время дома, а потом ложатся спать.
- Я звонил тебе три часа назад. Досюда ехать минут двадцать. Разбудить, кого надо, еще полчаса.
- В твоей благодарственной речи потерялось слово «спасибо».
Этот умник пропустил меня первым из камеры, а затем под локоть, как королеву, вывел мою жену.
- Дорогая, - повернулся он к ней, - если все же решишь кинуть этого мудака, я согласен стать твоим адвокатом бесплатно. Готов работать за идею без выходных и проходных. На благо общества!
- Ты ещё обобрать меня предложи!
Особо не раздумывая, я плечом вклинился между этими голубками и притянул удивительно молчаливую жену к своему боку.
- А я и оберу! - Лаевский важно кивнул. - Без штанов оставлю. Нечего будет в чемодан класть. Не сомневайся!
Вспомнив, как сегодня уже покрасовался перед нарядом полиции без штанов, я нервно дернул шеей. Последние капли отрезвляющего словесного душа смыли даже следы сомнений.
- Так что, Лена? - Мой адвокат-камикадзе раскрыл перед нами дверь участка и взглядом указал на джип. Мой! Родной! С чем-то подозрительно похожим на чемодан на заднем сиденье. - Растереть его для тебя в порошок?
Словно только сейчас поняла, что у нее что-то спрашивают, Лена вскинула голову. Задумчиво округлила свои нежные губы. Но ответить ей я не дал.
- Все. Хватит. - Резко потянул за собой к машине. - Впечатлений уже по горло. Наразводились. Пора домой.
10.2
По мере приближения к дому жесты Лены становились все медленнее, зевки все чаще, а моя уверенность в принятом решении росла в геометрической прогрессии.
Возле дома я готов был вкатить свою драгоценную жену в квартиру с кляпом во рту на чемодане.
К счастью, насильничать не пришлось. Все такая же странная, Лена не сказала ни слова о моей наглости или разводе. Наоборот, она сама распахнула дверь подъезда, когда я толкал чемоданы, и первым пропустила меня в грузовой лифт.
Наше шествие по квартире напоминало возвращение из командировки.
Снова не было сцен и истерик. Опять я тихо крался от двери, только уже не один, а с женой за руку. Вновь мы интуитивно, будто умели читать мысли, угадывали действия друг друга - ловили падающий на паркет телефон, руками закрывали друг другу рты, чтобы не разбудить детей, придерживали двери и расстилали постель... Нашу! Супружескую!
В душ мы тоже ушли вместе.
Лена настроила воду – горячо, как мне всегда нравилось. Я взял с полки гель и осторожно, внимательно, стараясь не пропустить ни одного сантиметра кожи, принялся мыть свою жену.
Казалось самым важным на свете смыть с нее пыль и запах полицейского участка. Заставить забыть это наше дурацкое приключение. И хоть в чем-то снова довериться... моим рукам, без мочалки скользящим по телу, губам, целующим в лоб и виски, штуковине в груди, которая со всей дури билась о ребра, словно внутри уже не хватало свободного места.
Голова от этой близости шла кругом.
Вроде бы ничто не мешало. Не было ни одежды, ни свидетелей. Член привычно стоял – как почетный караул у королевского дворца. Но даже мыслей о сексе не возникало. Тихо между извилин было. Спокойно как в раю. Больше секса радовало, что Лена не отталкивает, что разрешает гладить себя и улыбается... едва заметно, уголками губ. Джоконда моя питерская.
- Если бы только знала, как соскучился. - Я сам не сразу понял, что произнес это вслух.
- Никита тебя в душ не пускал?
Карие глаза жены устало сверкнули снизу-вверх и закрылись.
- В его душе не было тебя.
- А это важно?
- Как оказалось, это самое важное.
Плюнув на гель и пену повсюду, я не выдержал и прижал Лену к своей груди. Словно большой пластырь к ране приклеил.
- Но можно же найти замену. У тебя столько времени свободного было. - Эта вредина смешно отфыркалась и послушно положила голову на плечо.
- Я его безнадежно просрал. Думал о жене и ни на кого смотреть не мог.
- Даже не знаю, сочувствовать тебе или отпустить еще немного побегать на воле.
Нахалка зевнула прямо мне в ключицу. Обдала дыханием так, что дрожь от затылка до пяток прошла.
- А ты отпустишь?
- Опять по бабам?
- Не «опять», а «первый раз», - пришлось поправить.
- Басманский, вот ты вроде бы умный такой, серьезный, а изменять нормально так и не научился. Все у тебя...
- ... через задницу?
Так хорошо рядом с ней стало, что сил никаких не было. Казалось, задушу от счастья.
- Да!
Словно в подтверждение, узкие женские ладони стекли с моей спины на ягодицы и крепко по-хозяйски сжали.
- И давно ты догадалась, что у меня с Юлей ничего не было?
Меньше всего рядом с женой под душем я хотел вспоминать Лаевского. Извращением это попахивало! Но друг все же оказался прав в своей догадке. На сто процентов прав! Будто знал всё заранее.
Вместо ответа Лена как-то неопределенно пожала плечами и лишь долгую минуту спустя произнесла:
- Наверное... почти сразу. - Рассмеялась. - Ты такой смешной был. Лежал, раскинувшись звездочкой, поперёк кровати. Будто никого рядом нет и быть не может. В носках. И храпел как больной насморком бульдог.
- Ты меня с собакой сравнила?!
От легкости, которая вдруг накрыла, на месте устоять было невозможно. Казалось, пятки от пола вот-вот оторвутся.
- Я чуть не оглохла! Честное слово! - Лена театрально округлила глаза. - Перед девушкой даже неудобно стало. Она, бедная, ведь терпела!
- Ах, ты моя жалостливая!
Чтобы хоть немного снять стресс, я тоже помял ее булки. И разок легонько шлепнул.
- Я такая, ага...
Лена сама вжалась мне в грудь. Оплела руками. Губами дотянулась до шеи и поцеловала.
- И чемоданы мне тоже сложила из жалости, чтобы вещи не помял. - Я уже не спрашивал. Теперь все было ясно как день и без вопросов.
- Твои рубашки... они каждая как крыло от самолёта стоят.
- И к Никите выгнала, чтобы в отеле один не страдал.
- Ты бы там всякой дрянью питался, а мне потом твой желудок лечи.
Лена совсем затихла.
- Родная, ты знаешь, что я люблю тебя больше жизни?
Не осталось ни терпения, ни спокойствия. Штуковина за грудиной стучала как барабанная установка, и от счастья жестко ломило переносицу.
