Она наблюдала, как Франческа порхает от одной группы беседующих к другой, выглядя возмутительно прелестной в шелковом бирюзовом платье. Она откидывала облако своих каштановых волос с таким видом, словно мир был принадлежавшей ей устрицей, полной жемчуга, тогда как всему Лондону было доподлинно известно, что у нее за душой не было ни гроша.
Каким, должно быть, сюрпризом было для нее узнать, что после Клоуи остались одни долги.
За вежливым шумом, производимым гостями, Миранда расслышала громкий смех Франчески и разобрала ее слова благодарности нескольким мужчинам, которые та произносила с придыханием, небрежно выделяя совершенно пустые слова в манере, приводившей Миранду в бешенство. Однако эти тупые ублюдки один за другим таяли и растекались маленькими теплыми лужицами у ее ног. К несчастью, одним из этих тупых ублюдков был ее собственный горячо любимый брат Ники.
Миранда, нахмурившись, взяла персик из опаловой чаши от Лалик с оттиснутыми изображениями стрекоз. Николас был для нее самым главным человеком в мире, на редкость чутким и обладавшим просветленной душой. Это Ники подбил ее написать «Женщину как воительницу». Он помогал ей оттачивать мысли, приносил кофе по ночам и, что самое важное, защищал от нападок матери, недоумевавшей, с какой это стати ее дочь, имея сто тысяч фунтов годового дохода, должна забивать себе голову таким бессмысленным занятием. Миранде была невыносима мысль, что, пока она тут праздно стоит, Франческа Дей разбивает ему сердце. Месяцами она наблюдала, как Франческа перелетает от мужчины к мужчине, бегом возвращаясь к Ники всякий раз, когда временно оказывалась без воздыхателя. И каждый раз он радовался ее возвращению, — возможно, чуть больше разукрашенный боевыми шрамами, с чуть меньшим жаром, — но все равно радовался.
— Когда мы вместе, — как-то объяснил он Миранде, — она заставляет меня чувствовать себя так, словно я самый умный, самый веселый, самый чувственный мужчина в мире. — Затем сухо добавил:
— Конечно, если у нее хорошее настроение; в противном же случае я ощущаю себя полнейшим дерьмом.
«Как это ей удается, — размышляла Миранда. — Как может кто-то, столь ограниченный интеллектуально и духовно, привлекать к себе такое внимание?» Миранда была уверена, что основную роль в этом играет ее необычайная красота. Однако частично этому способствовал ее живой нрав, отчего даже сам воздух вокруг нее, казалось, начинал искриться жизнью. «Дешевый балаганный трюк, — с неудовольствием думала Миранда, — ведь наверняка в голове у Франчески Дей не сыщешь ни — одной оригинальной мысли. Вы только посмотрите на нее! Она без денег, без работы, но ведет себя так, словно ей ни до чего нет дела. И возможно, ей действительно на всех наплевать — на всех, кроме Ники Гвинвика со всеми его миллионами, терпеливо ждущего, когда его поманят».
Миранда не знала, что не она одна была погружена в мрачные раздумья на этом приеме. Несмотря на показную веселость, Франческа пребывала в отчаянии. Накануне она в поисках работы нанесла визит Стюарду Бессетту, главе самого престижного в Лондоне агентства моделей. Хотя у нее не было желания делать карьеру, но в ее кругах профессия манекенщицы считалась вполне приемлемым средством зарабатывать деньги, и она решила, что таким образом хотя бы на время забудет о своих безвыходных финансовых проблемах.
Однако, к ее огорчению, Стюард заявил, что она чересчур мала ростом.
— Не имеет значения, насколько красива манекенщица, просто она должна быть пяти футов и восьми дюймов, чтобы удовлетворять требованиям модельеров, — сказал он. — А в вас от силы пять футов два дюйма. Конечно, я мог бы предложить вам кое-какую работу, где важна красота, — в качестве фотомодели, знаете ли, но вначале нужно сделать несколько пробных снимков.
Тут она вышла из себя, прокричав ему, что ее фотографировали для самых престижных в мире журналов и вряд ли ей пристало делать пробные снимки, как какой-нибудь заурядной начинающей. Теперь-то она понимала, что с ее стороны было глупо так злиться, но в тот момент она просто ничего не могла с собой поделать.
Хотя после смерти Клоуи прошел уже год, Франческа по-прежнему не могла смириться с утратой матери. Временами ей казалось, что ее горе принимает облик живого, осязаемого существа, опутывающего ее с ног до головы. Поначалу друзья сочувствовали ей, но по прошествии нескольких месяцев, видимо, посчитали, что ей пора отложить свою печаль, словно прошлогоднее шитье. Она боялась, что перестанет получать от них приглашения, если не обретет былой общительности, и, не вынося одиночества, в конце концов научилась прятать свои переживания. Бывая на публике, она смеялась и флиртовала как ни в чем не бывало.
Как ни странно, этот смех стал помогать ей, и в последние несколько месяцев она почувствовала приближение окончательного выздоровления. Иногда ее даже охватывало нечто вроде гнева в отношении Клоуи. Как могла мать оставить ее вот так, один на один с армией кредиторов, ожидающих, словно стая саранчи, удобного момента, чтобы отобрать все принадлежавшее им? Но приступы злости никогда не были продолжительными. Только сейчас, когда было уже слишком поздно, Франческа поняла, почему Клоуи казалась такой уставшей и расстроенной на протяжении последних месяцев перед тем, как ее сбило такси.
Примерно неделю спустя после смерти Клоуи у дверей их квартиры стали появляться солидные мужчины в «тройках» с официальными документами и жадными глазами.
Сначала исчезли драгоценности Клоуи, затем настал черед «астон-мартина» и живописи. В конце концов был продан и сам дом. Это позволило оплатить последние долги, но в результате Франческа осталась всего лишь с несколькими сотнями фунтов в кармане, большая часть которых уже разошлась, и теперь она временно снимала комнату в доме Сисси Кавендиш, одной из старейших подруг Клоуи. К сожалению, Франческа так и не смогла найти общего языка с Сисси, поэтому уже в начале сентября Сисси недвусмысленно дала понять, что не будет возражать, если Франческа покинет ее дом. И сейчас Франческа понятия не имела, сколько еще сможет продержаться в доме Сисси за счет неопределенных обещаний.
Она заставила себя рассмеяться на шутку Тэлмеджа Батлера и попыталась найти утешение в том, что безденежье представляет хотя и скучную, но всего лишь временную ситуацию. Она поймала взгляд Николаев, стоящего по другую сторону комнаты в своем темно-синем блейзере от «Жив энд Хоукс» и отутюженных до остроты лезвия брюках. Если бы ей удалось выйти за него замуж, она получила бы все деньги, в которых так нуждалась, однако она серьезно рассматривала этот вариант лишь однажды и очень непродолжительное время, когда несколько недель назад днем ей позвонил совершенно гнусный мужчина, который стал угрожать всеми возможными неприятностями, если она не оплатит свои кредитные карточки. Конечно же, Николас Гвинвик не был решением всех ее проблем. Она презирала женщин, которые, оказавшись в отчаянном положении, настолько теряли уверенность в себе, что выходили замуж ради денег. Ей исполнился всего двадцать один год. Ее будущее обещало быть столь необычным, что его не следовало ломать из-за временных трудностей. Что-то должно произойти в самое ближайшее время. Ей не оставалось ничего другого, как ждать.
