— Привет, Холли Грейс! — сказал он, подойдя к ней.
Она наклонилась над кофейным столиком, чтобы поставить на него ставший липким бокал с земляничным «Дайкири», и постаралась изобразить, будто едва вспомнила его имя.
— О, привет, Джерри.
Ее замысел не удался. Он подошел к ней, и решительность приближения его плотно сбитого тела вызвала у нее панику.
— Не смей прикасаться ко мне, террорист-коммуняка! — предупредила она, вытянув вперед руки, словно держала перед собой распятие, способное его остановить.
Он прошел мимо кофейного столика.
— Ты слышал, что я сказала, Джерри!
— Чего ты боишься, прелесть моя?
— Боюсь?! — с издевкой вымолвила она, отступив на три шага назад. — Я? Боюсь тебя? Ишь, размечтался, либерал-левачок!
— Боже, Холли Грейс, что ты несешь? — Он остановился перед ней и, не оборачиваясь, сказал сестре:
— Наоми, ты не могла бы вместе с Тедди найти какое-нибудь занятие в кухне на несколько минут?
— Не вздумай уйти, Наоми, — приказала Холли Грейс.
— Прости, Холли Грейс, но стресс для беременных противопоказан. Давай, давай, Тедди. Иди приготовь немного поп-корна!
Холли Грейс сделала глубокий вдох. На этот раз он ничего не добьется, что бы ни делал! Их роман продолжался три месяца, и он все это время одерживал верх. Когда она влюбилась, он просто-напросто воспользовался ее известностью для получения доступа к средствам массовой информации, чтобы продолжать свою антиядерную деятельность. Холли Грейс не представляла, каким мошенником он может быть. Эти старые радикалы никогда не меняются! Они лишь добывают дипломы юристов и прибегают к новым уловкам.
Джерри протянул руку, чтобы коснуться Холли Грейс, но прикосновение могло затуманить ее рассудок, и она отдернула свою руку.
— Руки прочь, парень! — Она неплохо прожила эти последние несколько месяцев и не собиралась повторять старых ошибок, она уже не так молода, чтобы дважды в год умирать от мук разбитого сердца.
— Неужели ты не считаешь, что разлука была достаточно долгой? — спросил Джерри. — Я скучаю по тебе!
Она бросила на его холодный взгляд:
— А в чем дело? Сейчас тебе уже не удается попасть на телевидение, ты уже не представляешь прежней важности? — Ей раньше нравилось, как вьются его кудри на шее. Она вспомнила, какие они мягкие, шелковые, как раньше наматывала их на свои пальцы, прикасалась к ним губами.
— Не надо опять об этом, Холли Грейс!
— После того как мы расстались, уже никто не дает тебе толкнуть речь в вечерних новостях? — едко сказала она. — Ты извлек из нашего романа все, что можно, не так ли? Пока я как дура грезила тобой, ты рассылал свои пресс-релизы!
— Ты начинаешь меня доставать. Я люблю тебя, Холли Грейс.
Люблю, как никогда еще не любил. У нас было много хорошего.
Опять он за старое, опять разбивает ее сердце.
— Единственное, что было между нами хорошего, — это секс, — яростно бросила она.
— У нас было нечто гораздо большее, чем секс!
— Например? Друзья твои мне не нравились, и уж тем более мне не нравилась вся эта твоя политика. Кроме того, ты же знаешь, я терпеть не могу евреев!
Джерри тяжело вздохнул и плюхнулся на кушетку.
— О Боже, опять ты за старое!
— Я — убежденная антисемитка. Это так, Джерри! Я из Техаса. Я ненавижу евреев, ненавижу черных и считаю, что всех гомиков надо засадить в тюрягу. И какое же меня ждет будущее с таким либералом-леваком, как ты?
— Ты не ненавидишь евреев, — рассудительно сказал Джерри словно разговаривал с ребенком. — И три года назад ты подписала петицию в защиту прав сексуальных меньшинств, опубликованную во всех газетах Нью-Йорка, а еще через год после этого у тебя был шумный роман с неким широкоплечим защитником из «Питтсбург Стилерс».
— Но у него очень светлая кожа, — возразила Холли Грейс, — и он всегда голосовал за республиканцев!
Джерри медленно поднялся с кушетки, на лице — и озабоченность, и нежность.
— Послушай, прелесть моя, я не могу бросить политику — даже для тебя. Я знаю, ты не одобряешь наше мировоззрение, но…
— Люди вроде тебя чертовски лицемерны, — фыркнула Холли Грейс. — На каждого не согласного с вашими методами вы смотрите как на поджигателя войны. А знаешь, парень, у меня для тебя есть новость. Ни один человек в здравом уме и трезвой памяти не желал бы жить с ядерным оружием, но не каждый думает, что было бы великолепно выбросить наши ракеты в то время, когда Советы продолжают сидеть на горах оружия!
— Неужели ты думаешь, что Советы…
— Не желаю тебя слушать! — Она схватила свою сумочку и позвала Тедди. Как прав был Далли, говоря, что за деньги нельзя купить счастье! Ей было тридцать семь лет, и она нуждалась в родном гнезде. Ей нужен был ребенок, пока она была еще способна родить, и ей нужен был муж, который любил бы ее, а не ту известность, которую она ему приносит.
— Ну пожалуйста, Холли Грейс…
— Да пошел ты…
— Черт подери!
Джерри схватил и обнял ее. Это было не столько поцелуем, сколько средством отвлечь себя от желания встряхнуть ее. Роста они были одинакового, но Холли Грейс тренировалась с гантелями, поэтому Джерри пришлось приложить значительные усилия, чтобы прижать ее руки к бокам. В конце концов она прекратила борьбу, и ему удалось сделать ртом так, как он хотел и как нравилось ей. Губы ее наконец раскрылись, и он просунул между ними свой язык.
— Ну давай, прелесть моя, — прошептал он. — Верни мне любовь!
Она так и сделала, но всего лишь на мгновение, пока не осознала, что происходит. Только Джерри почувствовал, что она напряглась, сразу же скользнул ртом к ее шее и сильно поцеловал взасос.
— Опять ты это сделал! — вскрикнула она, вывернувшись из его объятий и схватившись за шею.
Он нарочно оставил на ней свою отметину и не извинился.
— Я хочу, чтобы каждый раз, глядя на эту метку, ты вспоминала, что отказалась от самого лучшего, что когда-либо случалось с каждым из нас!
Холли Грейс бросила на него яростный взгляд и засуетилась возле Тедди, который только что вместе с Наоми вошел в комнату.
— Бери куртку и прощайся с Наоми!
— Но Холли Грейс… — запротестовал было Тедди.
— Быстро! — Она набросила на него куртку, схватила свое пальто, и, не оглядываясь, оба понеслись к дверям.
Когда они исчезли, Джерри начал с притворным любопытством изучать металлическую статуэтку на камине, чтобы не видеть неодобрения в глазах сестры. Хотя ему и исполнилось сорок два года, во взаимоотношениях с женщинами он не проявлял достаточной взрослости. Джерри предпочитал женщин, которые относятся к нему по-матерински, соглашаются с его мнениями, убирают в его квартире. Он никак не мог приспособиться к колючей техасской красавице, которая могла его перепить в любой день недели и которая рассмеялась бы ему в лицо, попроси он ее кое-что постирать. Он любил ее так сильно, что, выходя вместе с ней из дома, ощущал как бы частью себя. Так что же ему делать? Нельзя отрицать, что он воспользовался той шумной известностью, которую приобрел их роман. Это получилось инстинктивно. В последние несколько лет и печать, и телевидение игнорировали все его усилия привлечь внимание к делу его жизни, а отворачиваться от средств массовой информации было не в его характере. И как она не может понять, что все это не имеет никакого отношения к его любви: он просто, как всегда, пользуется подвернувшимися ему возможностями.
