А последователь Фотия, князь Ширинский-Шихматов (впоследствии иеромонах, настоятель Ильинского скита на Афоне) и дипломат Александр Стурдза привлекли консультантов из опытных монахов и провели экспертизу «Сионского вестника», указав на публикации еретические и кощунственные. Представили доклад Голицыну. Тот пытался выгородить Лабзина, но все же вынужден был передать цензуру «Сионского вестника» ректору духовной академии Иннокентию (Смирнову). После этого Лабзин прекратил издание журнала. Однако церковная верхушка уже уютно пристроилась к Голицыну, и первая атака на еретиков обернулась «повышениями». Иннокентия сделали епископом – но в Пензе. Фотия игуменом – но в захудалом Деревяницком монастыре под Новгородом. Обоих отправили в почетные ссылки. А Лабзин получил высокое и престижное назначение – стал вице-президентом Академии художеств!
В борьбу с сектантами оказался вовлечен и великий князь Николай Павлович. Когда он «чистил» свою бригаду, то в Егерском полку обнаружил ячейку… скопцов. Несколько офицеров уже «посвятились» в секту, вербовали сослуживцев, подчиненных. Николай обратился к столичному генерал-губернатору Милорадовичу, тот дал указания обер-полицмейстеру Горголи. Конечно, полиция давно знала о секте. Она же и не скрывалась! Были жалобы от жертв изуверов, их родственников. Но все заминалось взятками. Теперь оказалась задета честь Лейб-гвардии, и фигура царского брата кое-что значила. Поэтому быстро нашлись и доказательства, и свидетели. В ноябре 1819 г. начались аресты, и за полгода питерскую сеть скопцов ликвидировали. Селиванова отправили в монастырское заключение в Суздаль. Только кружок «пророчицы» Татариновой в Михайловском замке уцелел, у него были уж слишком могущественные заступники.
Но Николай сумел относительно благополучно оздоровить 2–ю гвардейскую бригаду. А его младшего брата Михаила царь поставил во главе артиллерийского ведомства, добавив ему 1–ю бригаду, Преображенский и Семеновский полки. Он застал то же самое, расхлябанность и сплошное нарушение уставов. Особенно неблагополучно было в Семеновском полку, где еще с 1814 г. действовали будущие декабристы, тайная «Семеновская артель». Но Михаил не обладал умом и тактом Николая, а в службе был завзятым «фрунтовиком». Он попытался решить проблему одним махом. Нажаловался Аракчееву, и они добились смещения командира семеновцев Потемкина как «неспособного по излишнему мягкосердию командовать полком». Вместо него был назначен известный своей строгостью генерал Шварц, получив приказ подтянуть гайки. Он и взялся подтягивать по своему разумению. Службу распустили офицеры, а Шварц обрушился на солдат. Их стали гонять вовсю, пороть за каждую мелочь, даже Георгиевских кавалеров, хотя награда освобождала от телесных наказаний.
Семеновцы не выдержали. 16 октября 1820 г. 1-я рота самовольно построилась на плацу. Отказалась идти в караул, потребовала командиров. Дело было неслыханное! Это была элита, любимый полк Александра I. 1-я рота официально считалась Государевой! Но царь опять находился за границей, на конгрессе в Троппау. Составился импровизированный штаб из генерал-губернатора Милорадовича, корпусных командиров Васильчикова и Закревского. Мятежную роту окружили подразделениями Павловского полка и отвели в Петропавловскую крепость. Но вступились остальные семеновцы. Потребовали освободить товарищей или арестовать весь полк – что и было сделано.
Доложили императору. А он соотнес мятеж с другими событиями того же самого 1820 г. – революции в Испании, Неаполе, Пьемонте. Поэтому к случившемуся отнесся строго. Всех офицеров и солдат полка разослали по армейским частям, главных виновников судили. Шварца за излишнюю жестокость, спровоцировавшую бунт, выгнали со службы. Зачинщиков из 1–й роты прогнали сквозь строй и отправили на каторгу. Но обнаружилось и другое. Не все офицеры во время мятежа действовали должным образом – и четверых привлекли к суду. При беспорядках у семеновцев отмечалось брожение в других столичных частях, кто-то распространял прокламации.
Расследование переполошило заговорщиков из «Союза благоденствия». Они спешно собрали съезд в Москве и объявили о роспуске организации. Но в действительности решили притаиться временно, отсечь ненадежных. Уже через несколько месяцев вместо одного общества воссоздали два, «Южное» и «Северное». Невзирая на эти предосторожности, сведения о радикальных кружках всплыли. Царь и Аракчеев узнали о них сразу же, осенью 1820 г. Но от репрессий Александр воздержался. Велел только собирать информацию. Для этого в Лейб-гвардии учредили тайную полицию.
В мае 1821 г. командир гвардейского корпуса Васильчиков и его начальник штаба Бенкендорф представили государю подробную «Записку о тайных обществах в России». Император ознакомился с ней, вздохнул и сказал Васильчикову: «Вы, который служите мне с самого начала моего царствования, вы знаете, что я разделял и поощрял эти мечты и эти заблуждения». После долгого молчания добавил: «Не мне подобает быть строгим». Александр не забыл собственные либеральные идеи. Помнил и о том, что был соучастником заговора против отца. Он не считал себя вправе карать других за то, в чем был грешен сам.
И тут же последовал новый толчок, очередная операция по экспорту революций. Продумана она была очень хитро. В Греции национально-освободительная борьба назревала давно. Но масонская революционная организация «Филики Этерия» («Дружеское общество») была создана в России, базировалась в Одессе. Собирала греческих офицеров, состоявших на русской службе, во главе с генералом Ипсиланти. В 1821 г. он с отрядом перешел границу и бросил призыв к восстанию. До Греции этерийцы так и не добрались, почти все погибли. Но турки принялись мстить всем православным, в Константинополе публично повесили патриарха и троих митрополитов в полных облачениях.
Россия возмутилась, прервала дипломатические отношения с Османской империей. Однако европейская пресса подняла скандал – дескать, восстание устроили русские, хотят захватить Константинополь. После расправы над иерархами Церкви оно и впрямь широко разлилось по Греции. Александр I намеревался помочь ей. Но Англия и Франция ткнули его носом в его же собственные принципы Священного Союза: греки выступили против своего законного монарха. Значит, были революционерами. При таком раскладе царя убедили, что вмешиваться никак нельзя.
Но финансировать восстание стала Англия – под видом пожертвований британских греческих общин. Вместе с французами она раздувала симпатии к повстанцам. Собирали деньги, посылали оружие, туда ехали добровольцы вплоть до рекламной фигуры Байрона. А попутно грекам внушали: царь отказался от вас, предал на расправу султану. Подсказывали и сербам, болгарам, валахам – каково надеяться на русских. Ну а настоящими «друзьями» выступали Англия и Франция, подрывая на Балканах российское влияние и внедряя собственное.
Пожар, разожженный «Этерией» и обернувшийся для России грандиозным международным скандалом, стал для Александра еще одним сигналом опасности конспиративных кружков. В 1822 г. он издал указ о запрете любых тайных организаций, в том числе масонских лож. Это помогло и борьбе с ересями. Лабзин настолько обнаглел, что даже позволил себе насмехаться над Аракчеевым. А свою ложу ликвидировать не спешил. На этом его и подцепили, за нарушение указа сослали в Симбирск. Аракчеева давно раздражало и влияние на царя Голицына со своими «пророками». Постепенно он сумел убрать от двора баронессу Криденер, Кошелева. Среди помощников Голицына Аракчеев нашел таких, кто тоже засомневался в православии министра – Магницкого, Рунича, с их помощью стал собирать компромат на их начальника.
