Многие факты говорят о том, что Рылеевым и его сообщниками заговор не ограничивался. За ними стояли куда более могущественные фигуры, остававшиеся в тени. В список временного правительства были включены лица, вроде бы не имевшие отношения ни к «Северному», ни к «Южному» обществам. Члены Государственного совета Мордвинов, Сперанский, сенатор Сумароков и другие сановники. Революционеры твердо рассчитывали на серьезную поддержку в Сенате. Ничуть не сомневались, что он выполнит требования [22, 23]. Ну а после победы предполагалось созвать Всенародный собор (Учредительное собрание) и решить вопрос об устройстве России – республика или конституционная монархия.
«Северяне» отправили гонцов к Пестелю, договориться с ним. А в «Южном обществе» тоже осознали, что планы восстания на 25-летие царствования Александра потеряли смысл. Пестель уже составлял новые. Хотя он о «переприсяге» еще не знал, руководствовался собственными соображениями. Назначил выступление на 1 января. В новогоднюю ночь его Вятский полк должен был заступить в караулы в штабе 2–й армии в Тульчине. Намечалось арестовать весь командный состав, призвать войска к походу на Петербург – и это будет сигналом к общему восстанию.
Но Господь уберег нашу державу. Николай Павлович все еще ждал ответ от Константина. Однако рано утром 12 декабря к нему из Таганрога прибыл полковник Фредерикс. Привез от Дибича конверт с надписью: «Его Императорскому Величеству в собственные руки». О содержимом Фредерикс не знал. Пояснил лишь – в Таганроге не имеют сведений, где находится царь, поэтому такой же пакет отправлен в Варшаву. Но речь идет о делах чрезвычайной важности, поэтому Дибич приказал ему – если в Петербурге императора нет, вручить пакет Николаю Павловичу. Вот тут великий князь очутился перед выбором. Он еще лелеял какие-то остатки надежд, официально числил государем Константина. Он же и присягу принес! Мог ли он вскрыть конверт, предназначенный только царю, «в собственные руки»? Но информация была какой-то чрезвычайной, срочной. Опять же, облегчала выбор оговорка – требовавшая в отсутствие императора передать пакет Николаю. Он решился. Вскрыл конверт.
А содержимое могло привести в ужас кого угодно! Перед Николаем открылось то, о чем давно уже знали Александр I, Дибич, Милорадович, Аракчеев, а он даже не подозревал! В пакете было донесение о военном заговоре, раскинувшем по России обширную паутину. Правда, Дибич ошибочно указывал только один центр, на юге. Но сообщал, что у него есть ответвления в Петербурге и Москве. Докладывал, что уже отданы распоряжения об аресте Пестеля и еще нескольких руководителей. Называл ряд заговорщиков в столице. Каково было Николаю Павловичу неожиданно узнать, что и сам он, и все его близкие находятся на пороховой бочке? И все государство! Надо было действовать. Немедленно. Спасать страну, Самодержавие, собственную семью. Но для этого требовалось принять на себе обязанности, от которых он так долго уклонялся. Стать царем.
ГЛАВА 9.
ПЕРЕД СХВАТКОЙ
Николай I и его жена Александра Федоровна
Узнав о заговоре, Николай Павлович сразу вызвал Милорадовича и Голицына – как он считал – самых доверенных и информированных. Довел до них доклад Дибича, и решили арестовать названных в нем революционеров. Но выяснилось, почти никого из них в Петербурге нет. Они числились в отпусках. Это вроде бы подтверждало версию Дибича, что столичные злоумышленники съезжаются на совещания с «южанами» для совместных действий. Но было ясно, в Петербурге у них есть и другие сообщники. Милорадович торжественно пообещал поднять на ноги полицию и найти их.
И в этот же день, 12 декабря, из Варшавы вернулся фельдъегерь Белоусов. Привез подтверждение Константина об отказе от власти, его «благословение» Николаю на царствование. Но приехать в Петербург он отказывался и насчет официального акта отговаривался, что он не царь, ошибочно принесенной ему присяги не принял, поэтому и отрекаться от престола ему неправомочно. Ссылался, что официальный акт уже есть – Манифест Александра I, вот его и надо обнародовать.
Николай снова обсудил положение с матерью. Причем выяснилось, что о заговоре Мария Федоровна уже узнала, даже раньше сына. Накануне в столицу приехал из своих имений Аракчеев. Появиться перед Николаем, который не являлся императором и сам еще не признавал себя таковым, возгордившийся вельможа не счел нужным. Навестил только императрицу-мать, сообщив известные ему сведения о тайных обществах. Для великого князя решение теперь оставалось единственное. Официально принимать царскую власть. Хотя упрямство Константина добавило сложностей. Белоусов ехал из Варшавы другой дорогой, не через Прибалтику, а через Брест. Поэтому младший брат, Михаил, не знал об ответе Константина, так и сидел в Неннале. Ему послали повеление срочно возвращаться в Петербург – хотя бы засвидетельствовать отказ Константина.
А Николай опять вызвал Милорадовича с Голицыным, приказал готовить Манифест о своем восшествии на престол. Основные тезисы он продиктовал сам, объясняя случившуюся путаницу с наследованием. Редактирование хотел поручить литератору Карамзину. Но Голицын и Милорадович настояли передать работу Сперанскому – лучшему специалисту по составлению государственных актов. Собрать Государственный совет Николай велел на следующий день, 13 декабря в восемь вечера. Рассчитал, что к этому времени приедет брат Михаил. А обнародование Манифеста и присягу назначили на 14 декабря. Об этом известили только председателя Госсовета, митрополита Серафима и командующего Гвардейским корпусом Войнова. Для остальных перемену в верховной власти пока требовалось держать в тайне.
Но тайны-то просачивались! В этот же вечер, 12 декабря, Николаю Павловичу передали письмо «в собственные руки» от поручика Егерского полка Ростовцева. Он сообщил о высказываниях своего сослуживца, что нельзя допустить присяги Николаю. А сегодня поручик застал у этого сослуживца два десятка офицеров из разных полков, они говорили шепотом и при его появлении замолчали. Ростовцев предупреждал Николая – уже распространился слух об отказе Константина от престола, «противу Вас должно таиться возмущение, оно вспыхнет при второй присяге» и может обрушить в катастрофу всю Россию. Офицер завершал неожиданной просьбой: «Для Вашей собственной славы погодите царствовать».
Николай вызвал к себе самого Ростовцева. Тот действовал сугубо из благородных побуждений так, как понимал их. Не желал быть доносчиком и не назвал ни одной фамилии. Но подтвердил – готовится мятеж. Умолял, ради блага России, чтобы Николай ехал в Варшаву и упросил брата принять престол. Или пускай Константин приедет в Петербург и принародно признает брата государем. Николай объяснил: то и другое невозможно. «Брат мой отрекается, я единственный законный наследник. Россия без царя не может быть… Нет, мой друг, ежели нужно умереть, умрем вместе». Он обнял Ростовцева, оба прослезились, и великий князь заверил: «Наградой тебе – моя дружба».
После этой встречи Николай Павлович написал и отправил два письма в Таганрог. Одно Дибичу: «… Послезавтра поутру я – или государь, или без дыхания… Но что будет в России? Что будет в армии?..» [4]. Второе, близкое по содержанию, было адресовано князю Волконскому: «Воля Божия и приговор братний надо мною свершаются. 14-го числа я буду или государь, – или мертв» [28]. Теперь он был предупрежден. Знал об опасности. Не знал только об одном. Что заговорщики тоже были предупреждены!
