К Дибичу явились султанские уполномоченные, просили о переговорах. Хотя вскоре стало ясно: турки нарочно тянут резину. Надеялись на вмешательство Англии, Австрии. У султана имелась еще одна армия, албанская, 40 тыс. воинов Мустафы-паши, и она уже шла на помощь. А у русских на самом-то деле положение было критическим. По дороге приходилось оставлять гарнизоны в занятых крепостях, и к тому же в войсках свирепствовала дизентерия. В строю оставалось не более 25 тыс. Но Дибич взял турок на пушку. Объявил, что у него инструкция – перемирие только до 1 сентября. Иначе он продолжит наступление.
Пугая неприятелей, он отправил несколько отрядов к Константинополю, стал пересылаться курьерами с Черноморским флотом у Босфора, эскадрой Гейдена у Дарданелл. И подействовало. Султан упросил посла Пруссии быть посредником. Но теперь и англичане с австрийцами подталкивали турок! А то вдруг русские войдут в Константинополь! 2 сентября 1829 г. был подписан Адрианопольский мир. Правда, бои еще продолжались. В сентябре отряды Гейсмара и Киселева выбивали албанскую армию Мустафы из Софии, заставили покинуть Болгарию. Паскевич под Байбуртом разогнал врагов в октябре.
Но война была выиграна. Дибич был награжден орденом Св. Георгия I степени – стал последних из четырех полных кавалеров этого ордена в истории России. Он стал и фельдмаршалом, графом Забалканским. И было за что! По условиям мира, Россия присоединила черноморское побережье с городами Анапой и Поти, дельту Дуная с островами. Для русских судов открывались Босфор и Дарданеллы, свободное плавание по Дунаю. Турция платила нашей стране контрибуцию в 1,5 млн. голландских червонцев. Признала и автономию Греции, Сербии, Валахии, Молдавии.
И вот ведь как интересно получается! Сын Николая I, Александр II, в свое время отвоюет автономию для одной Болгарии, и его будут славить как Освободителя. Потому что он пойдет на поводу у либералов, откроет зеленую улицу для их реформ. А его отец добился свободы для четырех балканских стран! Причем с гораздо меньшими издержками и потерями. За всю войну Россия потеряла около 10 тыс. солдат и офицеров убитыми и 5 тыс. умершими от ран и болезней. Но эта победоносная война оказалась затертой и позабытой, а царь заслужил оскорбительное прозвище «Палкина». За то, что слишком уж прищемил либералам хвосты. В том числе и за разгром декабристов.
ГЛАВА 15.
ХОЛЕРА И РЕВОЛЮЦИИ
Великий князь Константин Павлович, наместник Польши
Николай I очень уважительно относился к свершениям старшего брата – в том числе и к автономии Польши, дарованной ей конституции. Старался укреплять эдакий «двуединый альянс», как замышлял Александр I. Даже своего сына Александра начал готовить к наследованию не только российского, но и польского престола. Попросил Константина Павловича прислать надежного солдата, говорящего только по-польски. Государь хотел его приставить к сыну «дядькой», чтобы тот в живом общении изучил польский язык, обычаи [53].
Николай сохранил полякам все дарованные им братом льготы, привилегии. Их законы настолько отличались от российских, что у них существовал даже гражданский брак. Но царь не покусился нарушить эти законы даже после восстания декабристов, когда местное правительство и сейм выгородили их сообщников из «Патриотического общества». Однако взаимной дружбой даже не пахло. Оправданные злоумышленники, убедившись в безнаказанности, действовали все более широко. Ветви заговора охватывали польское офицерство, шляхту, студенчество. Лидерами выдвинулись князь Адам Чарторыйский, профессор Лелевель, инструктор военного училища подпоручик Петр Высоцкий – он создал законспирированную боевую организацию внутри самих «патриотов». Целью ставили не просто независимость, а возрождения Речи Посполитой «в восьми воеводствах», в границах 1772 г. – с возвращением Литвы, Белоруссии, Правобережной Украины.
Наместник Польши генерал Зайончек все же считал долгом согласовывать каждый шаг с великим князем Константином, официально числившимся главнокомандующим Польской армии и Литовского корпуса. Но тот, влюбленный в Польшу, лишь подтверждал решения самих поляков. В 1826 г. Зайончек умер, и Николай рассудил, что такое «двоевластие» выглядит ненужным и лицемерным. Назначил наместником Константина. Заговорщики использовали это для агитации – прижимают «свободы», вместо поляка наместник стал русским! Но и Константин был уже окружен их агентами, шел на поводу у националистов.
В 1827 г. он принялся доказывать царю, что ради «братской дружбы» надо и впрямь отдать полякам Литву, Волынь, Подолию. Нет, вот тут Николай повел себя куда более дальновидно и осторожно. Указал, что в составе Австрии и Пруссии поляки вообще не имеют особенных прав, зачем же еще какие-то уступки? Перечисленные области они потеряли при Екатерине II в жестоких войнах, и виноваты в них были поляки. А пересмотр старых договоров – дело чреватое. Возвращать провинции панам – значило бы «посягать на целостность империи», могло повлечь для нее «самые плачевные последствия». Царь резюмировал: «Пока я существую, я никак не могу допустить, чтобы идеи о присоединении Литвы к Польше были поощряемы» [53].
Впрочем, Николай, как он писал Константину, старался «быть столь же хорошим поляком, как и хорошим русским». Мы уже отмечали, что после взятия Варны он сделал широкий жест, повелев воздвигнуть в Варшаве памятник Владиславу III с трофейными турецкими пушками. (На что польские «патриоты» ответили «благодарностью» – планами ударить на русских при нападении австрийцев). А в 1829 г. война еще продолжалась, но Николай, доверяя Дибичу, на фронт больше не поехал. Накопилось много других дел. Одно из них – согласно польской конституции, Николаю следовало короноваться не только в Москве, а еще и в Варшаве. Такая церемония никогда не проводилась – Александр стал королем при самом создании Царства Польского. Подняли протоколы коронаций прежних королей. Многие элементы для русского царя не годились: возложение короны католическим архиепископом, ритуальные взмахи мечом у алтаря собора, лежание государя на полу.
Сценарий переработали, согласовывая с поляками и католическим духовенством. А в Польше узнали о коронации, и оживились… заговорщики. Решили по приезде убить Николая вместе с женой и наследником, и это станет сигналом к восстанию. Исполнителем вызвался быть сам руководитель боевой организации Высоцкий. Хотя большинство поляков радостно взбудоражилось. Обсуждали, что Николай держит слово, исполняет 45–ю статью их конституции! Дамы стали шили платья для балов, простонародье ждало развлечений. Варшаву разукрасили, построили трибуны для зрителей на 2 тыс. мест – билеты раскупили мгновенно. 10 мая 1829 г. Николай с семьей и свитой прибыл в польскую столицу. В открытых колясках проехали по улицам, переполненным публикой, и государя бурно приветствовали. На следующий день состоялся смотр польских войск, а 12 мая коронация.
В кафедральном соборе Св. Иоанна Николай I и Александра Федоровна приняли благословение католического архиепископа, присутствовали на службе. Варшавяне восприняли это с воодушевлением – царь выказал уважение к их вере и обычаям. Но короноваться в католическом соборе он не стал. Прошел с женой в Варшавский замок, в зал Сената. Католический примас прочитал молитву и вручил государю корону – условно «польскую», из России привезли корону Анны Иоанновны (в войнах и мятежах настоящих польских корон уже не осталось). Царь сам возложил ее на себя, взял скипетр и державу. Ударил салют, зазвонили колокола. А Николай встал на колени и прочитал молитву по-французски. Это было компромиссом, французский язык считался международным, образованные поляки владели им, как родным. Царь принес и присягу исполнять конституцию. Но после этого отправился с царицей на молебен в православный храм – здесь же, в замке.
