Держал стада свиней, верблюдов, пасеки, сенокосы, винокуренный завод. Вместо казармы построил за казенный счет собственную мельницу. Трудились на него солдаты и их жены – и за провинности их секли розгами. Проверка выявила 534 рекрута, которые с прибытия на службу так и не получили ни формы, ни сапог, работали на своего начальника оборванные и босые. Николай Павлович объявил строевой смотр полка. А после парада, при всех, объявил вину Дадиани, велел снять с него эполеты, ордена и флигель-адъютантский аксельбант. Тут же подкатила фельдъегерская тройка, в нее усадили арестованного князя и под конвоем умчали в Бобруйскую крепость, под следствие и суд [78].
Главнокомандующего фон Розена император отправил в отставку, заменил генералом Головиным. На обратном пути он побывал на Дону. В Новочеркасске устроил строевой смотр, и тут уж даже заслуженный атаман Власов получил выговор. Николай возмущался: «Я ожидал увидеть 22 полка казаков, а увидел 22 полка мужиков! Никто не имеет понятия о фронте. А лошади!.. Это не казачьи лошади, а мужичьи!». Однако Власов увидел в его словах не каприз царя, привыкшему к идеальному строю лейб-гвардии. Он воспринял критику как справедливую. Кони у казаков, съехавшихся со всего Дона, и в самом деле были разношерстными, у многих плохими. Форма тоже оставляла желать лучшего, а на строевые приемы обычно никто не обращал внимания. Атаман взялся исправлять ситуацию. Организовал станичные табуны, племенной завод. Разработал «Правила для состава и построения казачьих полков» – первый казачий строевой устав. Сохранил в нем казачью специфику, но соединил ее со строевой подтянутостью и молодцеватостью, чем казаки тоже стали гордиться.
Визит царя на Кавказ имел и другие последствия. Осмотрев станицы и крепости Кавказской линии, царь повелел создавать здесь военные поселения. Но они были совсем не похожими на детище Александра I и Аракчеева. Их устраивали по образцу казачьих станиц, без муштры и мелочной регламентации. Определяли в них семейных солдат, давали землю. Также в казаков поверстали часть ставропольских крестьян, нижних чинов Куринского полка, а потом стали направлять сюда переселенцев с Украины и Центральной России. По сути, Николай вернулся к идее Ермолова – для укрепления русских позиций на Северном Кавказе – заселять его казаками. Ведь солдаты, 20 лет прослужившие в здешних краях, были по своей выучке и складу почти «готовыми» казаками – и постепенно сливались с ними. Как и местные крестьяне, выросшие с оружием, в постоянной опасности.
Царю понравилось и вооружение казаков на Кавказе, шашки, перенятые у горцев. В 1838 г. он указал по всем казачьим войскам ввести шашки вместо сабель кавалерийского образца. Для Черноморского и Линейного войск были сохранены и кавказские кинжалы. Император повелел и разработать новую форму для казаков. Для степовых войск он улучшил и утвердил прежнее обмундирование, а для Черноморского и Кавказского Линейного войск были официально приняты черкески.
Но в России была еще одна обширная область, где жизнь никак нельзя было назвать мирной. Прикаспийские, уральские степи, южная Сибирь. Соседи в Средней Азии – Хивинское, Бухарское, Кокандское ханства, давно пришли в упадок. Но их подданными были и кочевые племена, промышляли грабежами, угонами скота и людей. А власти Хивы, Бухары и Коканда поощряли разбой. Получали от него прибыли, скупали добычу и пленных. Русские крестьяне становились у них невольниками, девочки пополняли гаремы. В степи кочевали и казахи, числившиеся подданными царя. Они тоже подвергались набегам. Но нередко тоже соблазнялись пограбить, присоединялись к соседям.
В первые годы царствования Николая Павловича было решено совершенствовать степную оборону. Казачьи и солдатские посты Оренбургской и Сибирской линий начали выносить вперед, в степи. Они вели разведку, подавали сигналы опасности. Но и сами посты, удаляясь от пограничных крепостей, подвергались нападениям. Особенно неспокойно было на Хивинском направлении. За безводными пустынями это ханство чувствовало себя в безопасности, превратилось в перевалочную базу для степных хищников, перепродавало пленников по всей Средней Азии, в Персию.
В 1833 г. Царь назначил генерал-губернатором огромного Оренбургского края боевого генерала и своего друга Василия Перовского. Поручил ему навести порядок на степной границе. Он основал на Каспийском море Ново-Александровский форт, затем Ново-Петровский на полуострове Мангышлак. А с 1835 г. всю систему пограничных укреплений стал сдвигать в степи, строить Новую линию между Орской и Троицкой – «старая» шла по правому, европейскому берегу Урала, Новая – по левому. Но «разбои» не прекращались. Документы того времени переполнены известиями о них: разгромлен казачий пост в 15 верстах от Оренбурга…ограблен купеческий караван… угнано 25 тыс. овец… пленена команда военного бота во главе с лейтенантом Гусевым… на Иргизе захвачен караван, угнали в плен сопровождающих… На берегу Каспия похищено 200 рыбаков [79] …
Становилось ясно, что пассивной обороны недостаточно. Император дал добро на решительные действия. В 1837 г. Перовский выслал в степь 550 уральских казаков. В наказание за набеги они захватили скот, пленных, которых обменяли на русских. Среди казахов распространили постановление генерал-губернатора: кочевников, уличенных в убийствах, грабежах, измене, будут предавать военному суду – с перспективой попасть на виселицу. А Хивинскому хану направили ультиматум выдать русских невольников. Тот проигнорировал. Тогда Николай I велел организовать поход на Хиву.
Летом 1839 г. отряды Перовского построили промежуточные базы, укрепления Эмбинское и Ак-Булак на Аральском море. А в ноябре сам генерал-губернатор с 5 тыс. казаков и солдат, 2 тыс. казахов выступил в степь. Но начались метели, ударили 40–градусные морозы. С неимоверными трудностями и лишениями добрались до Ак-Булака. Люди замерзали, обмораживались, их начал косить тиф. От холодов и бескормицы пали все верблюды. За неимением топлива пожгли ящики, канаты, деревянные части укрепления. 1 февраля Перовский приказал возвращаться. Поход обернулся трагедией, погибли 11 офицеров, 3 тыс. нижних чинов и 1 тыс. казахов. Но Хивинский хан все же струхнул. Оценил, что царь угроз на ветер не бросает, и возвратил тысячу пленных.
ГЛАВА 22.
«ЗОЛОТОЙ ВЕК»
А. С. Пушкин в Санкт-Петербурге
Эпоху Николая II, конец XIX – начало XX вв., принято называть «Серебряным веком русской литературы». Не задумываясь, что это была эпоха декаданса. Погоня за некими изощренными формами для передачи совсем не оригинального содержания. Искания новизны в сферах темного, запретного, зачастую болезненного, извращенного. Больная культура тяжело больного общества. А «Золотым»—то веком была эпоха Николая I! Эпоха литературных открытий, талантов, яркого расцвета.
Это было время, когда на улице можно было запросто увидеть Пушкина, перемолвиться с Гоголем, на почтовой станции разминуться с Лермонтовым. Когда творили Жуковский, Грибоедов, Островский, Крылов, Тургенев, Некрасов, Гончаров, Достоевский, Кольцов, Тютчев, Майков, Григорович, Денис Давыдов, Лев Толстой. А сколько еще было талантов, оставшихся в тени звезд первой величины? Бестужев-Марлинский, Баратынский, Булгарин, Вяземский, Глинка, Гнедич, Греч, Дельвиг, Загоскин, Лажечников, Ишимова, Киреевский, Кукольник, Погодин, Сенковский, Соллогуб, Хомяков, Языков, Аксаков и десятки других!
