– Привет, Ромка! – весело крикнула седая морщинистая голова, протиснувшаяся между дверью и косяком. – Живёхонек?
– Здравствуй, дедуль! – откликнулся я белозубому загорелому старику. – Твоими молитвами! Хотя, скорее всего, ты и эту ношу делегировал партийным подчинённым.
Будучи не просто партийцем, а членом самого Политбюро, отец моей матери был мне единственным живым родственником и, судя по пружинистой походке, имел все шансы пережить и меня.
– Так, а какой пароль от ГОЛОНЕТа? – поинтересовался старший Ильин, усевшись напротив.
Вскинув запястье, дед активировал свой ПАДС. Но не ту допотопную махину, которой пользовались сотрудники Эфеса, а более компактное и эргономичное устройство, видимо, специально разработанное для важных членов Партии.
– Дед, ты в реанимации, – фыркнул я.
– Пишется слитно и без верхнего регистра? – оскалился в озорной улыбке седой родственничек. – Ладно, обойдемся без пароля.
Ореол его правого глаза вдруг загорелся мягким синим цветом.
– Ты чего пришел-то? Внука проведать или расспросить про таинственный концентрат? – минуя любезности, спросил я в лоб.
– Я редко тебя вижу, и, если представляется случай встретиться, пусть даже по работе, не упускать ведь такой шанс? – лихо подмигнул мне дед. – Выглядишь вполне себе живым. Что уже замечательно, учитывая нападение той махины с тумбами вместо рук.
– Имеешь в виду Брейдера? Так он мёртв. Сигареты доконали его.
– Я знаю, милок, знаю. Читал отчеты вскрытия. Знатно, конечно, тот голубчик набедокурил.
– Не надо мне этого дерьма! – отмахнулся я. – Ты прекрасно знаешь, почему он пошёл на это! Потому что вас испугался! Если бы Партия вмешалась раньше – я бы тут не лежал.
– Возникло внутреннее недопонимание, – кивнул дед, согласившись со мной. – Более мелкие структуры Партии пожелали скрыть от Политбюро утечку концентрата на улицу. Кадровые вопросы. Виновные уже наказаны.
– Наказаны, потому что у них ничего не вышло, и я выжил? – гневно усмехнулся я.
– Интерпретация довольно грубая, но в общем-то да. Ты прав, – виновато поджав губы, заключил Дед. – Однако, Политбюро сверх обеспокоено тем, что натворил Глава ДС. И речь уже не о концентрате.
– Конечно, речь не о концентрате, ведь колб больше нет, и Партийные задницы прикрыты, не так ли? – продолжал я гневаться.
– Нет, Ром всё не так, – дед начинал потихоньку раздражаться.
– Да? Тогда объясни мне, родственничек, в чем разница между замалчиванием Партией про концентрат и сокрытием улик тем же Брейдером?
– Разница в том, что в каждой системе нужны лазейки, чтобы хорошие люди находили выход. Концентрат производится неспроста. Его дают малой части тех осужденных людей, что во многом положительно влияла на общество до своих преступлений. Банда Гочи же, курируемая Брейдером, несла только вред и за это жестоко поплатилась.
– То есть, по мнению Партии хорошим людям вроде Сольницкого нарушать закон можно, а отбросам вроде Гочи воспрещено. Не справедливо как-то, – всё еще возмущался я.
– Мир несправедлив, Ром. Но лучше пусть привилегии достаются тем, кто наиболее полезен обществу, чем тому, у кого просто есть сила, власть или богатство. В этом плане всё справедливо – больше отдаёшь, больше получаешь. – Дед развел руки так, словно сказал то, что само собой разумелось. – Однако насчет Сольницкого ты прав. Поэтому я и здесь. Политбюро вынесло главе ДС негласный вотум недоверия.
– И что с того? – осторожно посмеивался я, держась за эластичную повязку, сдавливающую мой торс. – Ни показаний, ни улик на Сольницкого нет. Вряд ли в нём взыграет совесть, и он придёт сдаваться сам.
– Улики уже в твоей системе АЙБОЛИД, – глаз, горевший всё это время, вдруг потух, видимо, закончив передачу данных. – Всевозможные аудиозаписи приказов и переговоров Сольницкого, а также сюрприз лично от меня – сохранённая ранее запись видеопотока, на котором запечатлены убийства тех самых двадцати Граждан с прямыми комментариями и указаниями Директора ДС. Этот видеоролик будет ждать тебя на его личной панели доступа.
– Он, что же, не удалил запись после всей шумихи?
– Удалил, но, когда ты ворвёшься с проверкой, эта запись окажется там, словно никуда и не пропадала.
– Ты же понимаешь, что после такого вам придется искать нового Главу Дотационной Службы?
– Уже занимаемся этим. За те пару недель, что ты будешь восстанавливаться, Партия уже решит все кадровые вопросы и подготовится к любым возможным нападкам прессы.
– Даже из этой ситуации, я уверен, вы сможете извлечь выгоду. – Фыркнул я.
– Если ты про выгоду для города – безусловно, – кивнул дед, обнажая в улыбке чересчур белые зубы. – И раз основные вопросы мы утрясли, у нас есть пару минут пообщаться, пока я не ушёл. Насчёт Семёна… прости, что пропустил креомацию.
– Не нужно, – резко отсёк я дальнейшее соплежуйство. – Если время еще осталось, то лучше провести его с пользой. Верно говорю, дед?
– Пожалуй, – легко согласился он. – Что тебя беспокоит, сынок?
– Хуан Свиридов. Парнишка героически погиб, пытаясь противостоять банде Гочи. Хочу, чтобы первым распоряжением нового главы ДС было увековечивание памяти об их скоропостижно скончавшемся сотруднике.
С минуту похмурив брови, дед всё же решил поинтересоваться:
– Я не буду спрашивать, зачем это нужно тебе, однако объясни, для чего это нужно Партии и, тем более, Дотационной Службе?
– Как для чего? В этом городе «Важен каждый гражданин», или вы забыли об этом, господин партиец? – усмехнулся я. – Однако, если вам этого мало, есть и более корыстная причина. Например, повышение рейтинга доверия Партии и Дотационной Службе как её филиалу.
Повторяя жест Ильина старшего, я развёл руки так, словно рассказал что-то само собой разумеющееся.
– И как же нам поможет поднять рейтинги рассказ о погибшем Гражданине? – лукаво прищурился дед.
– Неважно, что вы скажете, важно – из чьих уст будут произноситься эти прощальные слова. Если сами члены Политбюро скорбят о гибели обычного курьера, то как же сильно переживает вся остальная Партия, радеющая за будущее обычных Граждан? А может им и правда не плевать на нас? – я состроил полные надежд и невинности глаза.
– Партии не плевать, ты то знаешь это как никто, – устало выдохнул престарелый член Политбюро.
– Я-то знаю, но народ – штука специфическая. И власть должна постоянно напоминать, что он ей не безразличен. – Парировал я.
Для начала дед взял стандартный минутный перерыв на хмурость, по прошествии которого дал свой ответ:
– Что ж, Ромка, меня ты убедил. Думаю, убедить других членов Политбюро труда не составит. Чем и займусь. Позволь откланяться.
