Акцент был ясен: власти в Москве должны услышать глас телевидения и принять экстренные меры — заставить руководителей операции проявить решительность.
Масло в огонь подлил и репортаж из Южной Кореи, где местные спецслужбы в результате штурма уничтожили террористов, захвативших пассажирский самолет.
Возможно, Терехова и не обратила бы внимания на эту ассоциацию, но сейчас она знала подоплеку развернутой кампании. Не знала она только одного — как высоко должен сидеть тот, кто включил этот механизм, как велико должно быть его влияние на независимую прессу...
47
Олег с Адмиралом внимательно вслушивались в диалог Костырина с Зайцевым, пытаясь уловить фальшь, неискренность в словах задержанного, но все звучало на редкость правдоподобно. Ни стилистически, ни интонационно Костырин не выдал себя. Наглости — в меру, уверенности — в меру, тревоги — тоже в меру. Не было и тени того, что могло хоть косвенно свидетельствовать о «несвободе» Костырина.
— Слушай, тут такое дело...
— Твою мать... Что еще за дело? Деньги нашел?
— Нашел, нашел...
— Так в чем у них теперь дело?
— Тут такая проблема...
— Опять ты мне про проблемы... Деньги где?
— Да погоди ты! Дослушай до конца.
— Ну?
— Деньги у них. Но не все.
— Не понял.
— Понимаешь, оказывается, вчера привезли только половину.
— Ну, твою мать! А что ты мне...
— А что я? Я ведь не знал, сколько привезли.
— Так ты же сказал...
— Я знал, что привезли, но мне ведь не сказали, сколько.
— Что же ты там, козел, сидел...
— Не ругайся. Они, я знаю, уже решают вопрос по остальным бабкам. Где-то после обеда их должны привезти.
— Опять лажа!
— Нет, точно. Машина уже ушла.
— Ну, сука... И что?
— Все будет в порядке, не волнуйся. После обеда привезут. Пока они получат... Часам к трем-четырем они будут у вас. Как вы?
— Нормально. — Зайцев что-то соображал.
— Потом-то что будете делать? Здесь все блокировано. Плотное кольцо... Как прорветесь.
— Не твоя печаль. Ты сам здесь был?
— Сказал же, что все блокировано. Кстати, по радио передали, что ваши условия приняты.
— Слушай, а если сейчас взять половину?
— Смысл?
— Все-таки синица в руках...
— Ты даешь! То миллион и ни пиастром меньше, а то... А если они вас обманут?
— Пусть только попробуют!
— Ладно, я на связи.
— Как только бабки привезут, сразу звони.
— Непременно.
— Отбой!
Ни Адмирал, ни Олег так и не поняли до конца, чего больше было в поведении Костырина — самообладания, цинизма или наглости. Скорее всего, он просто понял, что теперь ему грозят серьезные проблемы. Более того, самим разговором Костырин фактически закрепил свое соучастие в преступлении. А может, он уверовал, что, вступив в контакт, купил себе индульгенцию? Это характеризовало его плохо: рассчитывать на такое — значит доказать полное отсутствие спортивной формы или, наоборот, присутствие клинического идиотизма. Адмирал склонялся к последнему.
— Ну как? — отчего-то радостно спросил Костырин. — Как я?
Он снова, как в прошлые годы, нарывался на комплимент. Снова присел на задние лапы и высунул язык. Даже в глазах было что-то собачье...
— Просто Клаус из «Семнадцати мгновений», — скривился Адмирал. Он уже представил, как это обрюзгшее тело падает в холодную воду озера.
— Мастерство не пропьешь. Опер — он и есть опер... — Физиономия Костырина расплылась. — Чему нас в Вышке учили?
— За подобное сравнение и по фейсу можно схлопотать. А в Вышке вас учили другому — Родине служить. Хотя что я с тобой... — Адмирал стал свирепеть. — Расскажешь своим корешам на нарах. Опер!.. На нарах оперов любят особенно.
Костырин понял свой промах. Он заискивающе улыбнулся.
— Извините. Но ведь сами понимаете... Обстоятельства...
— Сказал бы я тебе про обстоятельства. — Адмирал сжал кулаки. — Еще вякнешь...
— Прекрати, — оборвал его Олег. — Уведите, — приказал он бойцам.
48
С Зайцевым калужане разобрались довольно быстро. И нашли, и опросили кого смогли. Работали, как пожарные на тушении тайги.
Зайцев жил в маленьком, времен Циолковского, деревянном доме. Когда-то его занимала большая семья. Но злой рок, висевший над ней, оставил на этом свете только троих — самого Зайцева, его сестру Наталью да маленького племянника. Мужа у Натальи не было. Отец ее ребенка затерялся на необозримых просторах бывшего СССР.
Сам Зайцев был человеком, в принципе, неплохим. Как рассказали соседи, его судимость была для всех неожиданностью. Человек мягкий и спокойный, он нравился всем. И словом не обидит, и помощь окажет в трудную минуту. Единственным его недостатком был исконный русский недуг — любил выпить. А под градусом совсем дурной становился. За эту дурость и поплатился.
Праздновали день рождения приятеля. Выпили, конечно, и, конечно, не хватило. Сели на машину, и в магазин. А на трассе их иномарка подрезала. Приятели возмутились. Догнали, прижали к обочине. Водителя избили, а потом, в виде компенсации морального ущерба, еще и деньги отняли.
Утром и похмелиться не успели — милиция. Дружки выкрутились. Зайцева допрашивают — он ничего не помнит: сильно пьяный был. Так на него все и свалили. А статья — будь здоров: грабеж. Пока сидел, умерли родители. Сначала отец, потом мать.
Вышел озлившийся на весь мир. Серый, мрачный. Единственная отрада — сестра да племянник. Втроем и жили. С работой было плохо: город маленький, куда ни сунется — везде отбой. Перебивался случайными заработками...
Как рассказала сестра, три дня назад Зайцев неожиданно уехал из города. Без комментариев. «Надо, и все». То ли тревожить не хотел, то ли сам не знал, зачем.
О брате Наталья говорила с тоской и нежностью, как о единственном светлом лучике в ее безрадостной жизни.
— Мне кажется, Наталья могла бы с ним поговорить, — размышлял Медведь. — Кто знает, может, повлияет как-то на брата. Вдруг тот на добровольную сдачу согласится.
Идея организовать телефонный мост между Зайцевым и Натальей Адмиралу с Олегом понравилась. Но они отложили ее на крайний случай.
— А что? Красиво. Представляешь, прямо в автобус звонит сестра! Вот неожиданность! Но это, если все остальное не сработает... Пора завязывать. Что от Тихомирова? Никольский не пришел еще в себя?
