— Подумал? — спросил Пухнарь, наконец-то ощутив в себе величие хозяина жизни.
— Да, — лаконично ответил Матвей.
— И что?
— Нет.
— Что «нет»?
Матвей выразительно промолчал. Они оба понимали, о чем разговор. Пухнарю вовсе не стоило задавать уточняющий вопрос. Все и без того было ясно.
— Ты хорошо подумал?
Ни одна черточка не дрогнула на лице Матвея, но все же Пухнарь уловил в нем насмешку. Точно так вел себя на стрелках и старший Верес. Сказал нет, значит, нет, и ничем его с места не сдвинешь. Пухнарь помнил, как звучало это его «нет». Иной раз аж мурашки по коже пробегали.
Но Вереса убили за его несговорчивость. Его братишка тоже мог получить пулю в лоб, причем прямо сейчас. Пухнарь точно знал, что сможет это сделать.
Но место Матвея мог занять кто-то другой, какой-нибудь отставной полковник с крутыми связями в ментовке. Скажет «фас», и мусора сорвутся с цепи. Тогда мало никому не покажется. Тряхнут того же Фанфана как следует, и посыплется с него труха. Пухнарь за последнее время столько мокрых следов оставил после себя, что сейчас ему лучше было не дергаться.
— Если десять процентов много, то ты скажи.
Матвей снова промолчал.
— Давай на пяти остановимся, — произнес Пухнарь.
— Ты же за десять говорил. — Матвей вонзил в него язвительную усмешку.
И констатация факта в ней, и окончательное слово. Все то же «нет». Слабину Пухнарь дал, снизил ставку. Это означало, что его смело можно было посылать на все плохие буквы.
— Ты не понимаешь. Мы ведь поляну для тебя расчистили. Жук сначала с нами собирался порешать, а потом с тобой. Мы этот наезд отбили, являемся твоей крышей, и ты должен это понимать!
Пухнарь пытался напирать, но Матвей стоял как скала посреди дороги.
— Горлач железным ломом занимался, — сказал он. — У него пункты сбора по всей области.
— И что?
— Через него поставки лома на завод шли. Теперь через тебя идти будут.
— Через меня?
— Только через тебя и будем принимать.
— Железный лом?
— Как только в ситуацию въедешь, звони. Давай, пацаны! — Матвей небрежно махнул рукой на прощание, спокойно повернулся и направился к машине.
Пухнарь и хотел его окликнуть, но понял, что Матвей не услышит. Не остановится он, не повернется, а с Пухнаря спишутся очки за порожнее слово.
Матвей сел в свою машину, неторопливо, но без промедления стронул ее с места. Только тогда Пухнарь подал пацанам знак расходиться. Впрочем, они и без того уже рассаживались по машинам.
Пухнарь подсел к Мариночке, которая обиженно надула губки.
— Ты чего это? — спросил он, просунул руку между ее ног и с силой надавил на рабочее место.
Будет еще какая-то шалава святошу из себя корчить!
— Ладно, все. — Она умоляюще глянула на него.
— Нет, еще не все. Тебе поработать надо, — сказал он, не сводя с нее глаз.
— В каком смысле?
— Матвея обслужить.
— А он хочет? — Мариночка встрепенулась.
Она и пыталась, но не смогла сдержать непрошенную радость.
— Размечталась! — Пухнарь тоже не сдержался, одной рукой обнял ее за шею и крепко прижал к себе.
— Ты чего? — затрепыхалась она.
— Моей будешь!
Эта девица не очень обрадовалась, когда он к ней нагрянул с большим бандитским приветом, ложилась под него без особой охоты. Но ничего, стерпелось — слюбилось.
— Я тебя к себе в Москву заберу, на Тверской будешь работать.
— Я не проститутка! — выдала Мариночка.
— А кто же ты?
Мариночка была типичной шлюхой и работала чисто за удовольствие. Но лишь с некоторыми. Всех она обслуживала только за деньги. Горлач ее не обижал, но так и Пухнарь не собирался жадничать. Он и шубку норковую готов был ей купить, были бы деньги.
— Кем бы я ни была, но никого никогда не обманывала.
— Да? Тогда скажи, каким таким ломом занимался Горлач.
— Железным ломом, — проговорила она.
— Фирма у него была?
— Почему была? И сейчас есть. «Вторчермет» называется. Невероятно оригинальное название! — заявила Мариночка.
— Как там дела идут?
— Хорошо идут. Туда, куда надо.
— С вазелином?
— Ты знаешь? — совершенно серьезно спросила Мариночка.
— Что я знаю? — не понял Пухнарь.
— Вазелин там на хозяйстве. Кличка у него такая.
— Шутишь, стало быть. Я тоже сейчас пошучу. — Пухнарь снова сжал хрупкую девичью шею.
— Да не шучу я! — задергалась Мариночка. — Вазелин и в самом деле черметом рулит!
— Знаешь, как его найти? — ослабив хватку, спросил он.
— Знаю. И где живет, мне известно.
— Адрес?
— Это в Курск надо ехать. Он здесь не работает, только лом сюда возит.
— Много возит?
— Много.
— А зарабатывает?
— Видел бы ты его дом!
— А ты видела?
— Ну… — Мариночка замялась.
— Спала с ним?
Она не ответила и отвернулась от него. Пухнарь прижал ее спиной к себе и стал стаскивать трусики. До Курска путь не близкий, надо же чем-то заняться в дороге.
Дверь на замке, Василиса вся всклокочена, Селиванов сам не свой. Ну да, конечно же, они обсуждали мартеновские печи!
Возможно, Василиса перенесла это обсуждение на ночь. Селиванов втолковывал ей основы этой крайне важной темы до самого утра. Что ж, если так, то грош ей цена. В таком случае и переживать нечего. Столько нормальных девчонок вокруг, холостым не останешься.
Матвей лежал на спине, сложил руки под головой и смотрел в потолок. Говорят, дети растут только по ночам. Если так, то в этой кровати он и вырос. Домой приехал, к маме. Не захотел оставаться на ночь с Василисой, поэтому рванул в Репнево. На ночь глядя. С конкретной целью. Только вот не хотелось ему подниматься и куда-то идти. Гори он синим пламенем, этот завод.
На тумбочке зазвонил телефон. Матвей глянул на дисплей. Василиса. Он долго думал, прежде чем взять трубку. Она терпеливо ждала ответа.
— Доброе утро, — невесело, но и без обиды в голосе сказал парень.
— Привет! — Василиса тоже делала вид, что ничего не случилось, но голос ее дрожал под напором слез.
Во всяком случае, так ему казалось.
