Стоит, впрочем, отметить, что само Небо (или человек от его имени) не составило для правителя каких-то определенных инструкций получения мандата, морального кодекса или правил следования по пути накопления дэ. Поэтому добродетель проявлялась в том виде, как ее понимал конкретный человек. Также не стоит забывать, что сам правитель находился под влиянием своих родственников, которые имели собственные представления о морали и влияли на формирование мировоззрения будущего правителя.
Эти религиозные по сути практики активно влияли на формирование государственных и общественных институтов. Конечно, в идеале предполагалось, что им будут следовать всегда. Но с течением времени эти принципы размывались и нарушались самими же правителями Чжоу.
Поднебесная и срединные державы
Вместе с сакрализацией самого вана в древнекитайскую религиозно-политическую доктрину вошел и постулат о господстве вана над «всем, что находится под Небом». Одна из од «Ши цзин»
[7] говорит:
«Широко кругом простирается небо вдали,
Но нету под небом ни пяди нецарской земли.
На всем берегу, что кругом омывают моря,
Повсюду на этой земле только слуги царя!»
Эта поэтическая формула указывала на то, что ван подобен небесному божеству, и точно так же, как Шан-ди возглавляет божественную небесную иерархию, верховный правитель Чжоу является распорядителем «всего сущего под Небесами». Этот постулат, определенно, имеет религиозный характер. Это не означало буквально, что ван обладает реальной властью над всеми землями. Как видно из сказанного выше, ван управлял страной через своих родственников с помощью пожалования им земель.
Структура Поднебесной – по-китайски тянься, как можно судить из древнекитайских текстов, представлялась в виде концентрических кругов, расходившихся от центра, в котором пребывал ван в своей ставке или столице.
Согласно такому делению страны, область радиусом примерно 500 ли (ли – китайская мера длины, соответствующая 360 шагам, в другие периоды – 450 шагам) со столицей в центре объявлялась «столичной» (баньцзы), или «внутренней» (нейфу) областью, которая считалась доменом вана, и с нее получал доходы двор правителя и чиновники. За ней шла «внешняя область» – вайфу, границы которой были весьма размыты, но известно, что она простиралась на 2500 ли от столицы и далее. В этой области чжоуский ван и раздавал своим подчиненным владения.
По другой версии, поясов было больше, от пяти до девяти, при этом последние включали «поселки отдаленных народов» и «владения иноземцев». Естественно, это была некая идеальная конструкция, и отражала она тогдашние представления жителей Чжоу об окружающем их мире.
Таким образом, религиозная концепция Поднебесной сводилась к тому, что ван являлся духовным повелителем всего известного на то время земного пространства, а не только земель, которые были подвластны ему. Априори он не мог быть фактическим правителем неподвластных ему периферийных варварских государств.
На этой основе сложилась и другая важная концепция о «центре» и «периферии». Если в центре находился ван и подчиненные ему племена и народы, то на периферии жили «варвары». Противопоставление «свой» – «чужой» вылилось в построение пятичленной структуры, в которой центральный регион представлялся местом обитания «своих», получивших название хуася и считавшихся предками современных китайцев.
А по четырем сторонам от них находились земли «варваров» – их называли южные мань, северные ди, восточные и, западные жун. При этом эти названия несли не культурную или этническую характеристику, а именно политический аспект, но из него и вырастало понимание древними китайцами своей обособленности. Древние китайские обозначения «варваров» также, по-видимому, подчеркивали презрительное отношение к ним. Например, название племени сяньюнь, обитающего к западу от границ Чжоу, дословно можно перевести как «собаки с длинными мордами».
Характеристикой инаковости, или «варварства», не была принадлежность населения периферии к иной этнической группе или иному государству/племени, а именно то, что эти государства или племена не признавали верховного вана богоподобным Сыном Неба, не воздавали ему необходимых почестей, не проводили ритуалы в его честь. Для того чтобы окультурить эти варварские племена, и нужна была концепция Поднебесной, которая признавала чжоуского вана единственным и безусловным владыкой мира. В религиозном и духовном плане все народы должны были следовать этому порядку.
Если подробнее рассмотреть сам термин хуася, то окажется, что его переводят по-разному, но наиболее пространный перевод двух иероглифов – «земля пестрых одежд и величественного ритуала». При этом иероглиф «ся» («великий», «величие») совпадает с названием первой мифической «династии Ся», что также может соотноситься с исторической памятью. Некоторые переводят этот термин как «все Ся», то есть вся совокупность разных племен, которые «вышли из Ся», но были объединены благодаря усилиям чжоуских ванов, и пытаются представить хуася как некий союз разнородных племен, что, вероятно, не совсем отражает реальность, поскольку никакой определенной общности на тот момент не существовало.
Ряд китайских ученых также считают, что слово «ся» происходит из тибетского языка, могло быть заимствованным и отражает западные влияния. В то же время иероглиф «хуа», имеющей много значений, в частности, «цветок», «цветущий», также стал одним из обозначений всей китайской культуры и Китая. Он используется в официальном названии страны до сих пор.
Принадлежность к хуася определялась именно через следование определенному ритуалу (почитание Сына Неба) и ношение определенных одежд. Таким образом, хуася корректно рассматривать не как этнический маркер, но как обозначение принадлежности к культурной цивилизации и традиции. То есть чжоусцы, которые были варварами по происхождению, переняв элитарную культуру и следуя «правильным ритуалам», стали составной частью хуася. Этой способностью к «окультуриванию» объясняется стабильность китайской цивилизации, которая, воспринимая элементы чужих культур, становясь полиэтничной и многокомпонентной, не утрачивала своей сути и ключевых характеристик.
Интересно, что российские ученые развивают идею, что существование определенных признаков хуася возможно проследить и на археологическом материале. Они выделили определенные керамические комплексы культур, которые позволяют утверждать, что процесс формирования хуася завершился к концу первой половины II тыс. до н. э. Их исследования показали, что для хуася разных областей характерен хозяйственный горшок-трипод на полых ножках, который является этнокультурным маркером их как этноса. Эта форма восходит к более ранним аустрическим формам: «двойному» сосуду с такими же ножками, а тот, в свою очередь, возник из южного кувшина-трипода с полыми ножками и ручкой.
