— Леди Эмма, не беспокойтесь, я ни к чему не собираюсь вас принуждать. И вам совершенно не обязательно идти на это, если не хотите.
Маленький подбородок гордо взметнулся вверх, плечи распрямились, а полные губы сжались в упрямую линию.
— Вздор!
Она протиснулась мимо Кенни в спальню, едва не сбив его при этом на пол, и его сочувствие моментально сменилось раздражением. Он сам не понимал, что в ней такого, что заставляет мгновенно вскипать злостью.
Кенни последовал за ней. Пальцы Эммы вцепились в пояс халата.
— Можете продолжать, — бросила она.
Уж он продолжит! Так продолжит, что эта фифа забудет, как командовать!
Кенни расстегнул кожаный ремень. Эмма наблюдала за его действиями с таким видом, словно перед ней была готовая взорваться бомба. Не вытаскивая ремень, он сообщил:
— Прежде чем идти дальше, я хочу запечатлеть в мозгу контуры вашего тела.
Он сунул большой палец за пояс брюк, как раз над молнией, подобрался к ней и, торжественно закрыв глаза, положил руки ей на плечи.
Эмму передернуло, как Кенни и ожидал, но теперь его не удержать! Несколько минут он просто стоял, не двигаясь, пока не ощутил, как едва заметно не расслабились ее мышцы. И только тогда провел ладонями по ее рукам. И уж потом позволил себе гладить ее, где в голову взбредет: по спине, бокам, задерживаясь на внешней стороне бедер. Она покорялась малейшему его движению, не делая попытки вырваться. Храбрый оловянный солдатик. И так продолжалось, пока он не стал ласкать ее грудь. Эмма затаила дыхание. Из горла вырвался тихий неясный звук. Руки ее взлетели и приземлились на груди Кенни, отнимая у него последние силы.
Открыв глаза, он увидел, что ее веки опущены, а носик сосредоточенно наморщен. Кенни намеренно задел большими пальцами ее соски. Твердые, как горошинки.
Эмма охнула, и губы ее чуть раздвинулись.
Эти пухлые, чуть надутые губы. Они расплывались в его глазах, пока не затмили весь мир, пока он не нагнул голову и не завладел ими. Оказалось, это все равно что целовать теплые розовые лепестки. И пахла она розами. Только сейчас до него дошло, что эта твердокаменная железобетонная особа обладает мягчайшим, сладчайшим ротиком из всех, что он когда-то целовал.
Она продолжала строго поджимать губы, хотя тело ее обмякло. Кенни провел кончиком языка по ее нижней губе. Очевидно, в ней не осталось ни капли упорства, потому что она сдалась и впустила его.
Он обожал медленные французские поцелуи, хотя большинство женщин были слишком нетерпеливы, чтобы наслаждаться ими. Но леди Эмма оказалась куда умнее и следовала инстинктам. Она позволила ему тянуть время сколько угодно, пока ее язык отвечал на ласки, и кровь ревела у него в висках;
Ее груди приятной тяжестью наполнили ладони, и он смутно сообразил, что был так занят губами Эммы, что совершенно забыл обо всем остальном.
Он осторожно сжал пальцы. Эмма теснее прижалась к нему и чуть шире приоткрыла рот. Он снова потер ее соски. Они стали еще тверже, и ему мучительно захотелось провести по ним языком. Но он еще не насытился поцелуями.
Возможно, с ней происходило то же самое, потому что он ощутил, как кончик ее языка скользнул в его рот, и, несмотря на всю хренотень, которую нес относительно своей неутомимости, Кенни понял, то сейчас взорвется.
Он со стоном потянул ее к кровати, но смена места действия отнюдь не дала ему возможности прийти в себя и немного опомниться. Он просто должен был видеть ее всю и, когда они утонули в матрасе, нашел в себе силы отстраниться на несколько дюймов.
Эмма тяжело дышала, и теплый воздух шевелил волосы, совсем как теплый летний ветерок.
— Вы… не можете ли вы раздеться?
Это не прозвучало командой. Скорее тихой мольбой, и его рука метнулась к застежке брюк. Он попытался расстегнуть молнию, но ширинка так натянулась, что пришлось возиться с замочком, как какому-то подростку-молокососу.
Но тут он отвлекся на созерцание ее вздымающейся груди. Больше он ни минуты не может ждать.
Зацепив пальцем края ворота, Кенни рывком раздвинул халат. Ткань зацепилась за сосок, но тут же соскользнула, открыв белоснежное, пронизанное голубыми жилочками полушарие, увенчанное сморщенным розовым бутончиком и обрамленное черным шелком. Он немедленно захотел попробовать его на вкус.
Эмма ощутила, как его губы коснулись ее соска, и забыла, что нужно дышать. Его губы обдали ее теплом, язык неустанно трудился, обводя чувствительные кончики. Она сейчас улетит, улетит неведомо куда.
Эмма вцепилась в гладкую поверхность покрывала, как в надежный якорь.
Он принялся нежно посасывать.
Эмму попеременно обдавало жаром и холодом. Слезы туманили глаза. Хоть бы это никогда не кончалось! Она умрет, если он остановится!
Из красивого ничтожества, которого она наняла на ночь, он превратился в ее первого возлюбленного. Бесконечно дорогого ей.
Кости, казалось, плавились и таяли. Она почувствовала легчайшее нажатие ногтя сквозь шелк, покрывавший ее другой сосок. Ее тело загорелось огнем.
— Не могу… мне этого не вынести… — выдавила она.
Вместо ответа он продолжал ласкать ее. Сдавил другой сосок и стал перекатывать между пальцами.
Эмма никогда еще не испытывала такой томительной, такой тянущей боли. Соленые капли слез падали на подушку. Уже на грани экстаза Эмма раздвинула ноги, мысленно умоляя, чтобы он дотронулся… там… Всего лишь одно легчайшее прикосновение. Больше ей ничего не нужно.
Он снова сжал пальцы, и она тихо всхлипнула.
Кенни приподнял голову и нахмурился, заметив, что она плачет.
— Я сделал вам больно?
Но язык не слушался ее. Она была не в силах ответить. Вместо этого лежала как последняя шлюха, раздвинув бедра под смятым шелком, подставляя ему грудь.
Кенни стянул брюки. Восставшая плоть поднимала черный шелк плавок, мешавших Эмме увидеть внушительную мраморную колонну. Она пыталась набраться храбрости, чтобы молить его не останавливаться, заклинать избавиться от плавок, сжечь их к чертовой матери.
Кенни отодвинулся к краю кровати и провел рукой по волосам.
— Может, немного снизим темп? Что скажете? — хрипло спросил он.
— Нет! — воскликнула Эмма.
Кенни уставился на нее.
Эмма облизнула губы. Вытерла глаза рукавом халата. Глотнула воздуха. Не позаботилась запахнуть халат.
— Нет, — выдохнула она, подбирая под себя ноги. — Все… все в порядке.
— Я немного увлекся.
— По правде говоря… вовсе нет. То есть, конечно, увлеклись, но я не… то есть мне нравилось, что вы…
Господи, что она несет?
Она отвернулась, пытаясь собраться с мыслями. И поняла, что в комнате тихо играет музыка. Это немного ободрило Эмму, и она обрела способность замечать детали. На комоде лежал бумажник вместе с грудой мелочи. На полу валялись носки. Зеркальная дверца встроенного шкафа была приоткрыта.
