В дни Албукерки и Куна они недолго оставались бы на плаву к востоку от мыса Доброй Надежды. Но так как на этом этапе исторического процесса ни один флаг не господствовал в Индийском океане – так, как португальский в XVI веке, а голландский в XVII, – никто не был заинтересован в общем контроле. По прошествии трех поколений португальцы больше не претендовали на положение стражей восточных морей, а британский флот все еще был слишком слаб, чтобы взять эту функцию на себя. Что же касается голландцев, они не могли справиться с пиратством даже вокруг Явы. Поэтому каждый из участников морских перевозок в Индийском океане занимался охраной своих интересов теми средствами, которые у него в данный момент имелись. Местные правители, такие как император Моголов, вообще оставил местное судоходство без охраны. Ни британское, ни голландское правительство на этом этапе не было готово отправить в Индийский океан часть своего военно-морского флота. Во-первых, военные корабли были заняты в Европе, а во-вторых, считалось, что это проблема Ост-Индских компаний (Английской и Голландской), которым было официально разрешено вооружать свои суда. Прошло много лет, прежде чем была сделана попытка справиться с этой чумой таким же образом, как это сделали португальцы, которые во время своего господства на Востоке практически искоренили пиратство.
Где есть хаос, там всегда процветает зло. К концу XVII века не менее десяти крупных европейских или американских кораблей, имеющих на борту от двадцати до сорока пушек, терроризировали берега Индостана, Малаккского пролива, входы в Красное море и Персидский залив, район вблизи Мадагаскара. Под командованием таких знаменитых личностей, как Эйвори и Кидд, они захватывали и местные суда с ценными грузами, и даже хорошо вооруженные крупные суда европейских компаний. Но ущерб, наносимый пиратами британским и голландским интересам, никоим образом не ограничивался потерей судов или грузов. Разграбляя собственность на море, они дискредитировали в глазах местного населения всех европейцев, которые не отличали одних белых мореплавателей от других. Пираты обычно появлялись на кораблях западной постройки под британским, голландским или французским флагом, вызывая естественное озлобление местного населения против этих государств. Даже император Моголов предупредил официальных представителей этих компаний, что, поскольку корабли под флагами их стран совершают противоправные действия против его субъектов на море, он отомстит там, где имеет возможность нанести эффективный удар, – на торговых факториях англичан, голландцев и французов, расположенных в его владениях. Игнорируя протесты, он вскоре привел угрозу в исполнение. После того как Эйвори под британским флагом захватил и ограбил очередное торговое судно Моголов, Аурангзеб бросил в тюрьму всех обитателей британской фактории в Сурате и отпустил их, только когда президент компании в Бомбее обещал компенсацию и в будущем регулярное сопровождение местных судов, идущих в Красное море. Но эффект от этой договоренности оказался лишь временным. Не прошло и трех лет, как пираты снова стали настолько агрессивными, что императору помешали прекратить всякую деятельность европейцев на своей территории лишь совместная гарантия возмещения будущих убытков главных агентов этих трех наций и обещание немедленно принять самые действенные меры с их стороны. Согласно новому договору, голландцы согласились взять на себя ответственность за безопасность местного морского сообщения с Красным морем, британцы вели наблюдение за южными морскими путями, а французы, позиции которых в Индии укреплялись, в районе Персидского залива.
Однако ни один из подобных планов в конечном счете не имел успеха. С тем небольшим количеством боевых кораблей, которые имелись у компаний, было невозможно организовать эффективную систему конвоев, а грузовые суда не могли отвлекаться для выполнения полицейских функций. И Аурангзебу пришлось в третий раз прибегнуть к давлению со своей стороны, на этот раз более решительному. Не без оснований считая, что европейцы должны остановить бесчинства своих соотечественников на море, где белые люди обладали несомненным господством, он остановил всю европейскую торговлю – под любым флагом – в пределах своей империи и ограничил передвижение всех белых людей в Сурате стенами соответствующего национального поселения. На это британские и голландские морские командиры ответили блокадой Сурата с моря, тем самым прекратив и национальный экспорт Великих Моголов. И в этом регионе Востока сложилась весьма своеобразная ситуация. Господство европейцев на море не подвергалось сомнению азиатами, которые, если только не обладали многократным численным превосходством, не рисковали встречаться с европейским кораблем, у орудий которого стояли белые люди – достойные уважения или преступники. Но власть европейцев на суше оставалась ничтожной, особенно в сравнении с таким правителем, как Аурангзеб. А владычество белых людей в Индийском океане оказалось недостаточным, чтобы сдерживать своих же преступников. В результате азиаты душили торговлю европейцев на берегу, а европейцы – морскую торговлю азиатов, и все из-за противоправных действий общего врага, которого ненавидели и те и другие.
Морская блокада Сурата была не более чем жестом протеста, потому что суда требовались под погрузку в других портах, где никакого эмбарго не было, и вскоре были отозваны. Но «домашний арест» европейцев в Сурате оставался в силе в течение нескольких лет, на протяжении которых вся торговля между компаниями и Северной Индией была приостановлена. В целом, вероятно, на стороне императора все же были более веские аргументы, но в любом случае он занимал более сильную позицию в споре, что доказали последующие события. Его неумолимость привела к многократным обращениям Британской компании к своему правительству с просьбой отправить для подавления пиратов и разрешения тупиковой ситуации в торговле корабли королевского военного флота, что в конце концов было сделано. Правда, и тогда количество кораблей было явно недостаточным для достижения решающего результата, но сам факт их прибытия в Индийский океан заставил пиратов проявлять большую осмотрительность, а значит, улучшил положение. Лишь в 1722 году или около того пираты, наконец, поняли, что Индийский океан стал для них слишком опасным, и они покинули базу, которую использовали много лет, – небольшую гавань в удаленной части Мадагаскара, перестав быть источником недовольства восточных правителей западными флагами.
Но, в дополнение к белым пиратам, существовали и местные морские разбойники, в отдельных районах приносившие немало вреда, хотя, конечно, их действия не покрывали позором европейцев. Они принадлежали к нескольким цветным народам, и в некоторых отношениях с ними было даже сложнее справиться, чем с европейскими пиратами, и не только потому, что в их случае пиратство стало практически национальным занятием, в котором участвовали тысячи. Дело в том, что местные пираты пользовались всеми преимуществами вооруженных сил, которые действуют вблизи надежных убежищ и источников снабжения. Главными из них, безусловно, были маратхи, которые вышли в море – в местном, ограниченном смысле – во время восстания против Великих Моголов, в основном на прибрежных судах, известных под названием галиват. Это средних размеров суденышки с треугольными парусами, по внешнему виду напоминающие сицилийские фелуки. Они очень быстрые и легко управляемы и на веслах, и под парусами, но ненадежные в шторм. Когда слабый ветер или штиль делают маневрирование крупных кораблей трудным или невозможным, настает время галивата. Атака большого количества этих небольших судов обычно заканчивалась трагедией, если у защитников подходили к концу боеприпасы, что случалось отнюдь не редко.
