К проекту в Гоа отнеслись хорошо, тем более что после взятия Маската город должен был отойти к своим прежним владельцам. Шаху было достаточно увидеть падение ненавистной арабской династии. У вице-короля не было в распоряжении достаточного количества наземных сил, но он выразил готовность отправить свои боевые корабли, чтобы разобраться с флотом сейида и расчистить дорогу для иранских войск. Договоренность была достигнута, и с осенней сменой муссонов 1719 года португальская индийская эскадра вышла в море из Диу, чтобы выполнить свою часть сделки. В результате имело место первое большое морское сражение XVIII века в Индийском океане, которое закончилось последним заметным успехом Португалии на Востоке.
Между португальцами и арабами Маската никогда не было мира, но португальцы были настолько ослаблены постоянными голландскими атаками, что со дня их последнего столкновения с арабским флотом прошло шестьдесят девять лет. В тот раз противник, не теряя времени, удалился под прикрытие сильной артиллерии фортов на берегу, но за истекший период в Маскате появился новый флот, и на этот раз арабский адмирал принял бой в открытом море. Можно только сожалеть о том, что до нас не дошел подробный перечень судов, участвовавших в этом в высшей степени интересном сражении, но готовность, с которой корабли сейида приняли бой, позволяет предположить, что у арабов было не меньше кораблей, чем у их противников. Что касается орудийных расчетов, принципиальной разницы не было – в обоих флотах артиллеристами были местные жители с небольшой примесью европейской крови. Но все офицеры у португальцев были белыми, а у арабов – азиатами. История неоднократно доказывала, что при прочих равных условиях силы под командованием европейцев превосходят аналогичные силы под командованием азиатов. По крайней мере, на воде не было отмечено ни одного случая обратного, до подъема современной Японии. Правило сработало и в этот раз. Арабы упорно сопротивлялись, и, несмотря на три дня боев, решающие результаты так и не были достигнуты. Однако арабы были деморализованы постоянным напряжением и в конце концов прекратили сопротивление – спастись удалось лишь немногим. В отсутствие сколь бы то ни было связных записей о том, что именно привело к такому финалу, мы можем предположить, что европейцы добились преимущества более искусной тактикой. Даже если у португальских офицеров этого поколения не было тактического опыта, они унаследовали тактическое чутье от своих предков – первых европейских мореплавателей. Кроме того, свой вклад в успех, несомненно, внесли европейские стандарты дисциплины.
Победа была не без важных последствий, в том плане, что она лишила арабов возможности причинять дальнейший ущерб португальской морской торговле. Но она не принесла немедленных результатов, то есть не достигла непосредственной цели, захвата Маската для Португалии, по вине иранского шаха. Европейцы уже имели возможность убедиться, что клятвам Исфахана нельзя доверять, если исполнения обязательств, принятых на себя иранцами, можно было избежать. История повторилась снова. В начале XVII века глава Британской компании в Сурате обнаружил, что возможности для ведения торговли в Иране, обещанные шахом Аббасом как условие для помощи флота компании во взятии Ормуза, были сведены на нет, как только компания выполнила свою работу. В начале XVIII века португальский вице-король получил такой же урок. Когда морские силы Маската были сломлены, гарантированная Ираном армия не появилась. В обоих случаях хитрый и беспринципный последователь пророка сделал европейцев орудием в своих руках, соблазнив их выгодным договором, в котором задача белых людей должна была выполняться до того, как иранцы приступят к своей. В обоих случаях он и не думал выполнять свои обязательства. И когда португальский адмирал очистил берега для высадки сухопутной армии и объявил, что может приступить к погрузке войск для наземной атаки, он не получил никакого ответа. Обнаружив, что все его обращения попросту игнорируются, он со сменой муссонов вернулся в Гоа.
После этой победы над арабским флотом португальцы безусловно могли вернуть себе утраченные владения в Восточной Африке, поскольку арабское сопротивление на море было ликвидировано. Под флагом сейида не осталось никаких плавсредств. А так как ни британцы, ни голландцы не проявляли интереса к региону, в сравнении с Индией и Малайским архипелагом лишенному коммерческих перспектив, с их стороны можно было не опасаться противодействия. Однако кроме флота здесь были необходимы значительные наземные силы, способные подавить многочисленное и хорошо вооруженное арабское население, поселившееся здесь за двадцать лет, прошедших после захвата этих земель у португальцев. Поскольку постоянная угроза нападения со стороны местных государств через сухопутные границы португальских индийских владений не позволяла португальцам уменьшить индийские гарнизоны, войска для возвращения восточноафриканских владений могли быть доставлены только из метрополии. Преимущества, которые могли быть получены в результате этой дорогостоящей операции, вряд ли имели перспективы. Момбаса и прилегающее к ней побережье были оккупированы первопроходцами из Лиссабона вовсе не в надежде основать там доходный бизнес, а для того, чтобы там враждебный местный флот не поджидал португальские суда на их главном морском пути в Индию, ведь именно в районе Момбасы этот путь пролегал вблизи африканского побережья. Но суда, шедшие этим маршрутом, уже шестьдесят лет были практически только голландскими и британскими, и они были способны сами о себе позаботиться, поэтому такие соображения больше не имели веса для португальцев. Да и дорогостоящая военная операция, включающая содержание в Восточной Африке постоянных гарнизонов, не отвечала национальным интересам. Поэтому португальцы даже не пытались восстановить там свою власть, а Маскат остался во власти сейидов и перешел к их потомкам.
Иная судьба была уготована пиратскому государству Канаджи Ангрии. Она, хотя и с запозданием, стала поучительной иллюстрацией власти белых людей в Индийском океане и соображений, которыми они руководствовались на ранних стадиях развития контактов между Востоком и Западом. В нашем веке эти соображения включают в себя определенные моральные обязательства общей гуманности, которые не связаны с собственными интересами. Это, к примеру, насильственное подавление пиратства и работорговли, даже если они не наносят прямого вреда европейцам. Но в начале XVIII века подобные альтруистические принципы не играли большой роли в восточных морях, где единственным мотивом, вдохновлявшим белых – и любых других – людей на действия, было обогащение. Поэтому султанат Маската продолжил свое существование, а маратхские пираты со временем были уничтожены. Два суровых урока, полученных от португальцев, хотя и с промежутком в семь поколений, доказали мусульманским мореплавателям, что флаги всех христианских наций на воде лучше обходить стороной, даже если они переживают не лучшие времена. И хотя люди Маската оставались пиратами и работорговцами на протяжении еще полутора веков, им хватило ума после второго поражения нападать только на местные суда, безопасность которых белых людей не интересовала, если только за их защиту не платили, как это делали некоторые местные правители, например Аурангзеб. В глазах европейцев этого периода арабские пираты могли быть дичью для тех, кого это касалось, пока они оставались безопасными для них. На самом деле арабские пираты даже приносили европейцам некоторую пользу, не позволяя другой «дичи» появляться на «хороших пастбищах». Но пираты Ангрии нападали на всех без разбора, а значит, должны были быть уничтожены, конечно, когда будут средства для организации успешной охоты. Канаджи Ангриа никогда не нес наказания за свои преступления, во всяком случае такие, которые заставили бы его проявлять осторожность. Хотя представляется сомнительным, что он мог усвоить соответствующие уроки. Все, что выпало на его долю, скорее призывало к обратному, а долгая безнаказанность лишь повысила уверенность в себе.
