— Давай.
— Мне не стоило читать дело. Честно, без твоего ведома мне не стоило даже готовить завтрак. Извини.
Я проанализировала извинение и увидела в нем искренность. Более сильная женщина оспорила бы несколько ключевых моментов, отчитала бы за его действия, а потом сорвала бы бутоны и бросила их в лицо, но на улице царила прохлада, мои пижамные шорты были недостаточно теплыми, чтобы стоять в них в открытой двери, и я не могла проявлять жестокость к человеку, пережившему утрату ребенка.
— Ладно, — примирительно сказала я. — Спасибо за цветы.
Легкое принятие извинений его явно удивило, но он медленно кивнул, отступив от порога.
— Не за что. Мне правда жаль.
— Ага, — я оглядела его, освещаемого фонарем на крыльце. Он носил костюм, на этот раз не тройку, висевший на шее галстук был развязан, а верхняя пуговица рубашки — расстегнута. Если судить по внешнему виду, ему нужно было поесть и поспать, а я могла помочь ему только с одним.
Я отступила и придержала дверь.
— Хочешь зайти? Я могу подогреть лазанью, если ты голоден.
Он робко улыбнулся, и это выражение выглядело просто незаконно привлекательным на его красивом лице.
— Конечно, — медленно сказал он. — Если ты не против компании.
* * *
Роберт съел три огромных квадрата лазаньи, а потом набросился на начатый пазл. Я сидела, скрестив ноги, на мягком стуле и наблюдала, как его руки движутся по доске, словно он ребенок из «Менса», занятый кубиком Рубика.
— К тому же, если говорить о путешествиях, — он вставил темный кусочек на место. — Я не хочу переживать за них, пока их везут в переноске где-то там, в багажном отделении.
Он перечислял все причины, почему у него не было домашнего питомца, и все они казались весомыми, если воспринимать его как бездушный объект и не брать в расчет радость, которую животное привносило в человеческую жизнь.
— Как часто ты путешествуешь? — я качнула бокал, наблюдая за переливами бордовой жидкости.
— Нечасто, — признал он. — Прошлым летом я был на озере Тахо. Но знаешь, в какой-то момент я буду путешествовать.
— Конечно, — я сделала глоток. — Трудоголик, женатый на своей работе. От одного зависимого другому, я тебе скажу, что путешествия не станут реальностью. Ты же это знаешь, да?
Он поморщился.
Я взяла кусочек и осмотрела рисунок на нем.
— Я соболезную, что такое случилось с твоим сыном.
После того как Роберт ушел из моего дома, я поискала информацию о нем в Интернете. Впечатляющая история судебных дел и юридические почести оказались похоронены на шестой странице результатов поиска за статьями из национальных новостей, пресс-релизами и сотнями видео и постов, ищущих зацепки и добивающихся правосудия для Гейба Кевина. Половина новостных результатов принадлежала периоду исчезновения. Другая половина была опубликована после того, как за заводом по переработке в Бербанке обнаружили тело его сына с грубо вырезанным на груди сердцем и выброшенными в мусор гениталиями. Шестая жертва Кровавого Сердца, носящая его фирменные отметки.
Он поднял взгляд от пазла и посмотрел мне в глаза. В тусклом освещении бара я не разглядела глубину скорби — в его глазах плескалась боль. Она искажала лицо. Отягощала фигуру.
Я лечила нескольких пациентов, потерявших ребенка. Скорбь никуда не уйдет. Она немного растворится в его глазах. Он научится лучше ее маскировать, прятать, но она навсегда останется с ним. Потерять ребенка равноценно потере конечности. Напоминанием об этом было каждое движение, пока новые изменения в жизни не становились полноценной частью личности.
Он поджал губы.
— Не нужно соболезнований. Это мне его не вернет.
Нет, не вернет. Я сменила тему:
— Как я понимаю, тебя держат в курсе новостей касательно ареста.
— Ага, — он перебрал кучку беспризорных элементов пазла. — Ты осведомлена об убийствах Кровавого Сердца?
Я была одержима убийцами, поэтому самый известный серийный убийца Лос-Анджелеса был под моим микроскопом с самого начала. Я приподнялась на стуле и взяла бутылку, доливая вино в свой бокал. Не спрашивая, подлила и ему.
— Это по моей части, так что да. У меня профессиональный интерес к убийствам.
— В ночь, когда мы познакомились, ты сказала, что часто даешь экспертные показания.
— Верно.
— Составляешь психологические портреты?
— Иногда, — к чему он клонил?
— Когда-нибудь делала подобное с серийным убийцей?
— Только в медицинском.
Он ничего не сказал, поэтому я выждала, пока он все обдумает. Я вставила на место кусочек пазла, обнаружив его место.
— Я бы хотел тебя нанять.
— Для чего?
— Для начала, чтобы составить психологический портрет Кровавого Сердца.
Я могла бы состряпать неплохой портрет за день, поскольку знала о его убийствах уже многое. Но Роберта Кевина, вероятно, «неплохое» бы не устроило.
— Зачем?
— Мой сын умер от его рук, — он гневно взглянул на меня, предупреждая дальнейшие расспросы. — Разве мне нужна другая причина?
— Нет, — медленно сказала я. — Но твоего сына нашли девять месяцев назад. Зачем ждать до нынешнего времени и только сейчас составлять психологический портрет? Убийца у них.
— Я не был с тобой знаком девять месяцев назад.
Я выиграла несколько секунд, медленно отпив мерло. Не то чтобы я не хотела соглашаться. У меня чесались руки выставить Роберта за дверь и наточить карандаш. Но что-то здесь было не так, и мне нужно было определить, что конкретно.
— У тебя есть дело твоего сына? — вероятно, нет. Для него это было бы кошмаром. И все же что-то в уверенной манере держать себя говорило мне, что оно у него имелось.
Он кивнул.
Ох, какую же травму его психике нанесло каждое фото со вскрытия, каждая небрежная записка по делу. Я пыталась не поморщиться.
— У меня есть его дело, и в следующие несколько дней я смогу достать остальные.
Остальные? Я вдохнула, представляя возможность просмотреть дела шести жертв.
— Как ты их получишь?
— Просто знай, что я могу их достать.
Я скептически нахмурилась:
— Ну да, — если это было правдой, если бы я смогла просмотреть дела всех жертв Кровавого Сердца… мечта психолога. И еще лучше — убийца был уже за решеткой. Я могла бы навестить его. Поговорить с ним. Провести полноценное психиатрическое оценивание при наличии разрешения от его команды юристов.
Я осознала, что глазею на него, и выпрямилась на стуле.
