— Ладно. Я это сделаю, — я пыталась сдержать восторг, но он все равно просачивался в речь.
Уголки его губ приподнялись, но не в улыбке. Он был разочарован, но у меня не было времени обдумать это прежде, чем он заговорил:
— Я принесу тебе копию дела Гейба завтра.
— Это было бы отлично, — я смотрела, как он бросил кусочек пазла, не найдя ему места.
— Я пойду домой. Спасибо за еду и гостеприимство.
— Не за что, — я встала. — Я благодарна за цветы. Они красивые.
Двое вежливых взрослых, кружащих вокруг мертвого подростка.
— Спасибо, что не хлопнула дверью перед моим лицом, — он остановился в прихожей, а затем наклонился и нежно поцеловал меня в щеку. Щетина скользнула по коже, от него пахло так же, как в ночь нашего знакомства, но без сигаретного дыма из бара. Приятно. Очень приятно.
— Спокойной ночи, — он отстранился и вышел за дверь, споткнувшись на первой ступеньке и схватившись за опору.
— Осторожно. Спокойной ночи, — я придерживала дверь, пока он не спустился до середины лестницы, направляясь к блестящему черному «Мерседесу», припаркованному на моей дорожке. Я закрыла дверь и заперла замок, а потом потянулась и задвинула засов.
Вернувшись в столовую, я взяла наши бокалы и пустую бутылку, затем выключила свет, оставив пазл на другой вечер. Стоя у раковины, я выдавила лавандовое средство для мытья посуды на новую мочалку и вымыла тарелку.
Он был интересным мужчиной. С очень высоким эмоциональным интеллектом. Он мог читать меня так же хорошо, как я его, или даже лучше. Он умело прятал эмоции за обаянием. Мой отец сказал бы, что он держал свои игральные карты близко к груди, и был бы прав. Он был скорбящим мужчиной с тяжелым прошлым, но также… в нем было что-то более глубокое. Я не могла определить, что именно, и это сводило меня с ума.
Может, это было просто примитивное влечение. Мое тело реагировало на его присутствие странным образом, и, когда мы расходились, я поборола желание потянуться за поцелуем.
Я взяла пушистое белое кухонное полотенце и протерла красную керамическую тарелку. Мне также нужно было оценить вероятность того, что мое влечение к Роберту Кевину усилилось, когда я обнаружила его связь с Кровавым Сердцем. А теперь, когда он нанял меня составить психологический портрет, я практически вибрировала от восторга.
На таких возможностях делались карьеры. Если Рэндалл Томпсон был убийцей — а все новости отмечали, что так и есть, — его дело будет изучаться специалистами психологических наук десятилетиями. Его мотивы. Его прошлое. Переход мысли в циклическое действие. Рэндалла Томпсона будут сравнивать с Лонни Франклином-младшим и Джозефом Джеймсом Деанджело, а мне достанется роскошный вид на каждую деталь из первых рядов. Если Роберт добудет мне доступ… к черту цветы и оргазмы. Это огромное событие, и, каким бы невероятным это ни казалось (все шесть дел?), я поверила, когда он сказал, что сможет достать дела.
Самоуверенность, возможности, воспоминания о нашей совместной ночи — спутанных простынях, разгоряченных телах и лихорадочных поцелуях, — из-за всего этого Роберт Кевин застрял у меня в голове. Это фиксация, притом не совсем здоровая.
Он скорбел. Он травмирован. Гейб Кевин умер, как и пятеро других невинных мальчиков. В этом был виноват монстр, и мне не стоило пускать слюни на мысли о его изучении. Я открыла шкафчик и водрузила тарелку поверх остальных.
Шестеро мальчиков умерли, и скоро мне вручат ключи к причине.
Глава 11
На следующий день я проводила клиента, назначенного на четыре тридцать, в приемную, и замерла при виде Роберта Кевина. Высокий адвокат стоял у стола Джейкоба, и я тут же сконцентрировалась на файле у него в руках. Я взглянула на своего клиента, вуайериста, страдавшего от неразрешеннных проблем с мамой.
— Увидимся на следующей неделе, Джефф.
Джефф Мавен кивнул, а затем устремился к лестнице.
— Доктор Мур? — Роберт зашагал ко мне уверенной походкой альфа-самца. — У вас найдется свободная минута?
— Конечно, — я открыла тяжелую дверь кабинета и кивнула Джейкобу. — Пожалуйста, придержи мои звонки.
Роберт вошел в кабинет, и я смутно уловила аромат дорогого одеколона. Он остановился, оглядывая помещение.
— Неплохая находка.
— Нам повезло с арендой. Если бы мы подписали договор сегодня, пришлось бы платить в три раза больше, — я села в одно из низких кожаных кресел возле диванчика.
Он заметил стойку с напитками в углу комнаты.
— Ты не против, если я налью себе кофе? — он положил папку с документами на стол.
— Конечно, нет. Кстати… — я наклонилась и подняла свою почти пустую кружку с журнального столика. — Можешь и мне долить?
— Конечно, — он потянулся за чашкой, наши пальцы соприкоснулись. Мы встретились взглядами, и я отпустила керамическую ручку.
Он отвернулся и встал перед кофейником.
— Ты доктор, поэтому я предполагаю, наши разговоры защищены конфиденциальностью клиентов?
Интересный вопрос.
— Ты меня нанимаешь, поэтому да. Но, как ты наверняка знаешь, эта конфиденциальность ограничена.
— О, да, я знаю, — он повернулся ко мне, держа чашки в руках. — Если пациент представляет непосредственную угрозу для себя или других, ты обязана сообщить правоохранительным органам. Верно?
Он очень интересно выстраивал вопросы, словно каждый из них был обвиняющим. Побочный эффект тысяч часов, проведенных в суде или, что не менее вероятно, глубоко укоренившаяся склонность подозревать в людях худшее. Я поборола желание указать на этот заскок и кивнула.
— Да. Если пациент склонен причинить вред себе или другим, мы должны об этом сообщать.
— У меня есть ощущение, есть брать в расчет твоих клиентов, что ты раньше нарушала это правило, — он сел напротив и поднес чашку к губам.
К чему он вел? Я закинула ногу на ногу, но его взгляд остался прикованным к лицу. Впечатляющая сосредоточенность, особенно при длине юбки. Я редко такие носила, потому что они были близки к грани непрофессионализма, но они являлись козырем, который я разыгрывала, когда мне нужно было протестировать мужчину. Роберт Кевин прошел испытание. Я проигнорировала комментарий и взглянула на папку, оставленную на столе. Она была толстой, красной, и посередине ее перетягивала резинка.
— Что это за вопрос о конфиденциальности? — я положила блокнот на стол и расслабилась в кресле, надеясь, что новый язык тела ослабит напряжение в его плечах.
Этого не призошло. Пожалуй, он только сильнее нахмурился.
— Просто думаю, можно ли тебе доверять.
Я взяла чашку с кофе.
— В моей работе это необходимо. Если клиенты не могут мне верить, они не станут говорить о своих проблемах.
