Мы прошли через металлодетекторы, подождали, пока наши вещи появились на конвейере. Я посмотрела вниз.
— Миленькие носки, — они были в серых ромбах с маленькими фламинго. В ответ он пошевелил пальцами ног.
— Миленький лак. Это пурпурный?
— Я думаю, сливовый.
Он забрал мои туфли с ленты и передал их мне. Мы сели на металлические складные стулья у стены и обулись. Я бросила взгляд на смеявшихся над чем-то охранников.
— Как часто ты его навещаешь?
— Рэндалла? Через день.
— Серьезно? — я встала, дожидаясь, пока он зашнурует туфли. — Это как-то много. У вас так много тем для обсуждения?
— Не особо. Большинство визитов, скорее, для поднятия духа, — он встал и заправил рубашку на спине. — Он не слишком хорошо справляется.
— А бывает, что кто-то хорошо справляется в тюрьме? — сухо спросила я.
Он мягко положил руку мне на поясницу и повел меня в левый коридор.
— Я за него беспокоюсь. Мне интересно, что ты подумаешь о его силе духа, поговорив с ним.
— Он все еще утверждает, что невиновен?
Он вздохнул:
— Да, — он нажал на кнопку, и мы замерли, дожидаясь лифта. Я глянула в сторону направленной на нас камеры.
— Ты знаешь, что это странно, да? Что ты защищаешь человека, которого будут судить за убийство твоего сына?
Мы зашли в лифт.
— Я бы его не защищал, если бы считал виновным.
— Ты раньше защищал виновных?
— Конечно, — он выбрал третий этаж. — Но в данной ситуации я бы не стал этого делать по очевидным причинам.
— То есть ты готов закрыть глаза на мораль, если это не имеет оношения к твоей семье.
Он раздраженно фыркнул:
— Я бы так не выразился, — он взглянул на меня. — Но да, мой моральный компас иногда барахлит. Как и твой.
— В каком это смысле мой барахлит? — я скрестила руки на груди.
— Ну, я защищаю виновных. Ты их оберегаешь, — двери лифта открылись, и я ждала, что он выйдет. Он не двинулся. Я тоже.
— Как я оберегаю виновных?
— Время викторины, доктор Гвен, — выражение его лица ожесточилось. — Что ты делаешь, когда пациент раскрывает свои секреты?
Я помолчала, а двери лифта закрылись, оставляя нас наедине в тесном пространстве.
— Зависит от секрета.
Он издал невеселый смешок:
— Ах, зависит от секрета. Ладно, я подыграю. Ты хоть раз сдавала своих клиентов или сообщала что-либо, сказанное на консультациях, в полицию?
Метод постановки вопроса придавал ощущение неправильности тому факту, что я никогда не нарушала конфиденциальность клиентов.
— Нет, — осторожно сказала я.
— Они хоть раз признавались в преступлении?
Я заколебалась. Да, конечно, признавались. Поэтому большинство из них и были моими клиентами. Чтобы разобраться в чувствах вины и сожаления, вынести урок из прошлого и научиться предотвращать насилие в будущем.
— Да, — ровно ответила я.
— Хоть раз один из них признавался в планируемом преступлении?
На этот раз я промолчала. Не я здесь подсудимая. Я не обязана отвечать. На моей стороне конфиденциальность пациентов и — если притвориться, что Джона Эбботта не существовало — безупречный послужной список, включающий в себя множество решений, чьи секреты сохранить.
Безупречный послужной список, если предположить, что клиенты рассказывают тебе все, прошептал тонкий голосок, тот же, который иногда не давал мне спать по ночам. Правда в том, что я не знала обо всех поступках своих пациентов. Я знала, что они мне говорили. Они делились многим и многое утаивали. Правда ли Льюис перестал бить жену? Я не могла знать. Продолжал ли Карлос убивать бездомных животных? Вредил ли когда-нибудь человеку?
Я знала только то, что они мне рассказывали. И больше ничего.
Роберт прислонился к стене, предоставляя мне пространство для маневра.
— Ты внезапно притихла, док.
Я потянулась и нажала кнопку «3», благодарная мгновенно открывшимся дверям. Шагнув в коридор, я устремилась вперед, надеясь, что шла в правильном направлении.
— Это сюда, — позвал Роберт.
Конечно же. Я напряженно развернулась на 180 градусов и выдавила легкую улыбку.
— Пожалуйста, веди.
Он мгновение разглядывал меня, потом двинулся по коридору. Качая головой, он что-то пробормотал себе под нос.
Я не попросила его повторить, но погромче. Мне не очень хотелось знать, что бы он мне сказал.
* * *
Рэндалл Томпсон сидел на складном стуле в центре застекленной комнаты. Нас провели в смежное помещение, и я нахмурилась, когда за нами закрылась дверь.
— Почему мы не внутри вместе с ним? — уже несколько раз я встречалась с самыми жестокими преступниками и каждый раз находилась с ними в оной комнате.
— Безопасность, — сказал Роберт.
Охранник отодвинул занавеску, и через большое стекло мы увидели немолодого мужчину. Он, казалось, дремал, его запястья и лодыжки были скованы наручниками, вторые были продеты в кольцо на полу.
— Думаю, я буду в порядке.
— Они беспокоятся не за нас, — он почесал затылок. — Они переживают из-за меня.
— Тебя? — я на мгновение задумалась, но потом это стало до абсурда очевидно. Конечно. Они бы ни за что не впустили родителя жертвы в одну комнату с обвиняемым убийцей. — А, — я издала неловкий смешок. — Ну, разреши мне попасть к нему.
— Он нас видит и слышит, — сказал Роберт. — Ты можешь просто нажать кнопку и поговорить с ним через микрофон.
— Нет, — я постучала по стеклянному окну между нами и охраной. — Я хочу быть в одной комнате с ним.
— Но… — Роберта перебил открывший дверь охранник.
— Все хорошо?
— Я бы хотела встретиться с мистером Томпсоном в комнате для посещений. — я вытащила свои документы. — Я в утвержденном списке.
— Только вы? — охранник перевел взгляд с меня на Роберта.
— Да.
Роберт молчал, но я чувствовала исходящее от него раздражение.
— Ладно, — пожал плечами охранник.
* * *
У них ушло пять минут, чтобы проинформировать меня о правилах безопасности, проверить, что при мне нет оружия или контрабанды, и тщательно меня досмотреть. Я подтвердила и переподтвердила, что комната не прослушивается, а затем вошла внутрь. Рэндалл Томпсон повернулся ко мне.
— Кто вы? — осторожно спросил он.
— Доктор Гвен Мур, — я подошла к центру окна и повернулась к нему спиной, зная, что Роберт и охрана наблюдают за каждым моим движением. — Я психиатр, специализирующийся на клиентах со склонностью к насилию.
