Она потянулась и хлопнула ладонью по столу, но немедленно пожалела об этом, когда Скотта передернуло.
— Извини, — быстро сказала она. — Но поговори со мной, черт возьми.
— Можно я просто поем?
Его телефон лежал на столе. Она схватила его прежде, чем он смог бы ее остановить, но спешка была напрасной, потому что он даже не обратил внимания. Она нажала на экран, но ничего не произошло. Он был выключен. Неудивительно, что он игнорировал ее сообщения.
— Как давно у тебя сел телефон?
— Не знаю, — он засунул несколько кусков картошки в рот.
— Я видела твои телефонные записи, Скотт. Почему ты не разговариваешь со своими друзьями?
— Не проверяй мои звонки, — он повернулся к ней.
— Мы платим за твой телефон. У нас есть право знать, с кем ты разговариваешь, — господи, когда она превратилась в свою мать?
— То есть у меня нет личного пространства? Это ты сейчас говоришь? Я променял одну тюрьму на другую?
Ее передернуло:
— Я бы не назвала это тюрьмой, Скотт. Ты можешь…
— Могу что? Я никуда не могу поехать, чтобы ты не распаниковалась. И я не могу выйти из комнаты, потому что ты или папа будете орать на меня, а теперь ты здесь, снова кричишь…
— Кому ты звонил? — она перебила его, пока он не разошелся. — Что это за номер?
Его взгляд метнулся в сторону:
— Никому.
— Ладно, — она скрестила руки на груди. — Не говори мне. Я просто сама выясню.
Угроза сработала. Он уронил голову в ладони.
— МАМ, — простонал он.
Она выждала.
— Это девушка, — он вздохнул, все еще не отнимая рук от лица. — Я с ней встречался.
— Когда?
— В этом году. Я позвонил ей, когда снова получил телефон, но она не ответила.
— Это Дженнифер?
— Ты ее не знаешь.
— Она учится в Беверли?
— Она здесь больше не живет, так что это не имеет значения, — раздраженно прорычал он.
— Когда она переехала?
— Ее больше нет, мам.
— Что ты имеешь в виду?
— Она переехала, пока мы… пока меня не было. Я проезжал ее дом, она там больше не живет.
Дом на продажу. Звонок риелтору. Ее охватило облегчение. Было ли все это — уныние, уединение в своей комнате и отказ с ними разговаривать… из-за подростковой любви?
— О, Скотт, — она протянула руки и обняла его. Опешив, он замер, а потом неловко похлопал ее по плечу. — Мне жаль, — прошептала она. Он, наверное, все время думал об этой девочке в доме Рэндалла Томпсона, а затем наконец-то освободился и бесконечно звонил, не получая ответа. — Она, должно быть, сменила номер при переезде.
— Ага, — он отстранился. — Есть еще бургеры?
— Конечно, — улыбнулась она. — Пойдем вниз. Я обещаю… — она побежденно подняла руки. — Мы не будем тебя ни о чем спрашивать. Просто поваляемся на диване и посмотрим телевизор, пока Бет готовит брауни.
Брауни были его слабостью, поэтому она увидела, как его глаза немного засияли. Он кивнул, и пусть это была маленькая победа, она казалась огромной.
У них все будет хорошо.
Глава 34
Дом Роберта оказался раздражающе идеальным. Четкие современные линии, насыщенные темные стены и сверкающие поверхности; в нем было достаточно кожи и тканей, чтобы выглядеть тепло и уютно. Он открыл две бутылки вина, чтобы они «подышали», и разжег пламя в уличном камине. Я отреагировала на происходящее приподнятой бровью.
— Почему мне кажется, что ты это делаешь часто?
— Это не так, — он поднес бутылку пива к губам, затем кивнул на вино. — Выбирай.
Я выбрала Шардоне, а не Пино, налила бокал и огляделась. Его дом стоял на Голливудских холмах, построенный достаточно высоко, чтобы открывать вид на город, и в сумерках начинала сиять радуга огней. Полчаса назад я бы увидела закат. И все же зрелище было впечатляющим. Я обернулась и поймала прядку волос прежде, чем она хлестнула меня по лицу.
— Мне не хватало запаха костра.
— Мой строитель хотел поставить пропановый камин, но мне нравится запах дерева, даже если он пропитывает одежду, — улыбнулся он.
— То же самое.
Перед костром стоял полукруглый диван с синими сиденьями и большими белыми подушками. Я села сбоку, сбросила сандалии и подогнула под себя ноги. Он сел посередине, оставив между нами расстояние в шесть футов.
— Как прошел остаток твоего дня?
— Спокойно.
Я отправилась прямо домой и наполнила ванну пеной с ароматом лаванды. Полежала в горячей воде и обдумала каждый элемент дела и то, как в него вписывался Рэндалл Томпсон.
Мне все еще — учитывая тысячу страниц дел и личную встречу с обвиняемым — не хватало данных. Я не знала, что Рэндалл сделал с Люком. Я не знала, проявлял ли он признаки вторичных личностей. За время нашего общения этого точно не произошло. Если бы я опрашивала Рэндалла Томпсона в рамках опознания потенциальных подозреваемых, я бы причислила его к категории «маловероятно». Он не был педантом. Подчеркнуто и не колеблясь стоял на своей невиновности. Психологически он не подходил для преступления.
Но была и доказательная сторона. Его идентифицировал Скотт Харден. В доме нашли коробку памяток от жертв. И в нем было что-то темное. Я узнала это, просто не смогла прощупать, насколько глубоко проросла его порочность.
Роберт повертел в руках бутылку пива.
— Прежде чем я спрошу о твоих впечатлениях о Рэндалле, тебе нужно кое-что знать о Скотте Хардене.
О, нет. Я сжала пальцы на ножке бокала. Скотт так молод. Наверняка он не мог…
— Он поменял свою версию событий.
Опасения вырвались из меня одним вздохом.
— Как?
— Изначально он говорил, что сбежал. Теперь он утверждает, что его отпустили и высадили в нескольких милях от дома.
— Отпустили? — это звучало странно, мое сердцебиение участилось. Все говорило в пользу ДРЛ, к которому я начинала склоняться заместо параноидальной шизофрении. — Когда ты об этом узнал? — это большие новости.
— Примерно пятнадцать минут назад.
Я поставила бокал на подлокотник дивана, нуждаясь в трезвом мышлении.
— Вау. Это интересно.
— Да, — горько рассмеялся он. — Меня это тоже удивило. Если бы только Гейбу так повезло.
Я обдумала новости.
— Ты ему веришь?
— Интересный вопрос, — он склонил голову вбок. — Это ты к чему?
— Здесь важны две вещи. Во-первых, почему Скотт Харден сначала солгал, а потом сказал правду? Мне нужно это проработать. Как это влияет на достоверность его опознания? Чем он руководствовался, когда солгал, а затем изменил точку зрения?
