– Твоя правда, Антип Осипович, знать тебе надо. Повстречали мы полевую хозяйку и мирно дело решили: угостил я её хлебом, поклонился, попросил добром – она и пропустила.
– А как же ты не испугался? Как знал, что делать?
– Чего мне пугаться? Я на картечь, на штыки двадцать пять лет грудью ходил, там пострашнее бывало. А как узнал? Да никак – были бабушкины слушал мальцом, а вишь, как пригодилось.
– Да, чудные дела, чудные… – сказал хозяин, покачивая головой. – Не иначе конец света скоро.
– Отчего же?
– Отчего? Будто не знаешь иль трепач Евсейка не сказывал? Мужиков всех ваши братья позабирали – работать некому. Церковь наша, которую ещё мой дед строил, сгорела вместе с батюшкой. А теперь нечисть на дорогах. Истинно бают – конец света близок. Спаси нас, Господи! – Антип перекрестился на икону.
– Может, ещё обойдётся, пришлют к вам нового попа, церковь всем миром отстроите…
– И мужики из солдат вернутся? Нет, у кого есть глаза, тот видит – это кара Господня. Только вот за какие такие грехи – ума не приложу.
– Да… дела у вас и впрямь невесёлые.
Послышался скрип, отворилась вторая дверь, и в неё задом вперёд вошла жена старосты. В руках она несла не менее дюжины всяких горшков и плошек со всякой-разной снедью.
– Угощайтесь, гости, чем бог послал, – проговорила она. – Печь уж топить не буду, потому горячего нет. Но кой-чего другое для согрева есть.
Демид тут же подскочил на помощь, а хозяин удивлённо посмотрел на супругу.
– А вы с чем же пожаловали? – оторопело спросил он, глядя на большой кувшин браги, появившийся в центре стола. – Я уже говорил, забирать у нас некого: или огольцы малые, или старики дряхлые остались.
– Нет, мы не рекрутская команда – при господине капитане состоим, – ответил Николай, уже хрустя огурцом.
– Где ж ваш начальник?
– Прибудет позже – в Боброцск завернул.
– Вот как, значит, ага. А он сюда зачем едет?
– А то не нашего ума дело.
– Ага… – протянул староста. – Стало быть, вы тута, у нас, его ждать будете?
– Стало быть, так. Да ты продохни, староста, деньги на постой нам отведены и с собой имеются.
– А я что же, на то и поставлен, чтоб приезжих встречать, – и впрямь выдохнул Антип.
Пока обедали, уж вечереть стало, животы приятно отяжелели, а бражка разогнала по телу ленивую негу. Хозяин от гостей не отставал и потому вскоре уже неспешно рассказывал о своём здешнем житье-бытье, о ценах на зерно, о выпасах и заготовке сена, о том, что старая его корова уже вовсе перестала доиться и надо бы её забить, да умельца в деревне нет.
– А сам ты что же? – спросил Демид.
– Самому несподручно, привязался к ней за двенадцать-то годов.
– Коли есть нужда, то могу помочь – знаю, как делать.
– О! Вот спасибо, одолжусь у тебя! А то мочи уж нет ждать – и кормить её надо, и молока нет. А как напасть эта на нас свалилась, так и не позовешь никакого знатока.
– Какая напасть?
– Ну, та самая, с которой вы в поле повстречались. Ведь никто до нас уже два месяца дойти не может. Как сгорела церковь с отцом Феофанием, упокой, Господи, его душу, так и нет к нам больше хода. Бабы в другие деревни ходят и обратно возвращаются, а к нам никого – как отрезало. Мужиков-то надо, ведь покос, вот они в Шешовку к помещичьим и ходили, это вёрст с дюжину отсюда. А обратно всё одно сами вертаются. Сказывали, мол, идут вместе, песни поют от страху, а как к селу приближаются, так и всё – тишина рты застит, глядь вокруг, а нет никого. А по ночам волчий вой с полей слышен и какой! Будто сонмы несчитанные серых вокруг бегают. Очень страшно.
– В хлева лезут, задрали кого? – спросил Николай.
– Нет, даже куры все на месте. И оттого ещё хуже. Уж думаем, что не волки это, а нечистая сила. Я как Евсейку-то увидал – обрадовался! Думал, оставило нас лихо это, а вы говорите, нечисть только вас и пропустила.
– Да, нас пропустила, – кивнул Демид. – И я пойду пройдусь, пока еще не совсем стемнело. Благодарствуй, хозяюшка. – Он поправил пояс, обулся и вышел вон.
– Куда это он? – спросил староста.
– Людей посмотреть, себя показать, – ответил Фёдор.
– А, хех, понятно. Ох и трепло же Евсейка. Но нынче напрасно прогуляется… – От выпитого и рассказанного Антип раскраснелся, глаза его заблестели, а на лице появилась довольная улыбка. – А вот завтра, когда я расскажу всем, что да как… – многозначительно добавил он.
– Что, что ты расскажешь? И кому? А? – вступила жена, о которой муж, похоже, позабыл. – Не думайте, и бабы, и девки у нас все пристойные, гулящих нету!
– Цыц! Куда лезешь в мужской разговор? – беззлобно возмутился хозяин.
– Верим, верим, Авдотья… Как по батюшке?
– Егоровна.
– Верим, Авдотья Егоровна, – повторил Николай. – Покажи-ка нам лучше, где у вас в хозяйстве банька. Хоть и в холодной, а помыться требуется.
Пока собирались, пока мылись, уже и стемнело совсем. Вернулся не солоно хлебавши Демид – никого на улице не повстречал, только Евсееву телегу заприметил. Фёдор сделал перевязку Николаю – рана перестала кровоточить, но опухоль вокруг стала только больше.
Олег же, помывшись, присел у стены амбара поглядеть на небо. Луна давала мало света, и оттого звёзды казались ярче. Они вроде были теми же, что дома, в монастыре, но чем-то неуловимо отличались. Мысли его текли неспешно, вечерний прохладный воздух щекотал ноздри и забирался под рубаху. Вдруг он с удивлением заметил, что некоторые звёзды подмигивают, а точнее, их что-то закрывает. Приглядевшись, он понял, что это какая-то большая птица, даже огромная, и, скорее, не птица вовсе… Расслабленное умиротворение как ветром сдуло, и парень поспешил за Николаем.
* Расходчик – выборный солдат, распоряжавшийся общей солдатской казной роты.
** Рекогносцировка – военная разведка.
Глава 6
В день ассамблеи, пока господин готовился к приёму, Тихон со всей прилежностью занялся исполнением поручения, а именно сбором сведений о ведуньях и прочих, каковых считают ведьмами. Для этого, выйдя с постоялого двора, он пятернёй пригладил волосы и бороду, расправил рубаху и травой протёр замечательные свои сапоги. Однако ж, немного поразмыслив, сими приготовлениями не удовлетворился – вернулся и достал из поклажи чёрную жилетку дорогого аглицкого сукна – переоделся да нацепил от пуговицы до кармана серебряную цепочку, пусть часов к ней у него и не было.
В наилучшем расположении духа, широко расправив плечи, направился он обратно по улице и, как частенько с ним случалось, начал воображать. Мнилась ему встреча с давешней прелестницей: и ждут его, и всё ко свиданию готово – накрыт стол, а приветливая хозяйка подносит ему рюмку вина. Увлёкшись манящими картинами, уже на подходе к заветному двору он не заметил слегка припорошенной пылью коровьей лепёшки и с размаху вступил в неё. Чертыхнувшись и сразу попросив у Господа прощения, Тихон кое-как обтёрся и шагнул к забору.
