– Язык прибери! Куда ты лепишь?! Кого ночью помянуть собрался? – прикрикнул на друга Фёдор.
– И то, – оторопело ответил Демид, поспешно крестя себе рот.
Однако незаданный вопрос повис в воздухе и придавил собой всю расслабленность. Тишина, сопровождавшая путников у костра, будто бы обострилась, и Николай понял, что не слышит ни птиц, ни кузнечиков, ни прочей живности, которой должно быть полно в лесу.
– Что ж, случалось разное, – сказал он. – Но с нами крестная сила, да и сами мы не лыком шиты. Я двадцать пять лет в строю отбыл и навидался всякого.
– То война – дело людское, знакомое, а то…
– Да ведь и вас же господин капитан не за строевые экзерциции к себе позвал. Ведь встречались вы с нечистой силой?
– Верно, но без божьего света и не покалякать-то об этом с толком. Давайте, что ли, спать?
– Да, пора. Что-то мне неспокойно, вы ложитесь, а я покараулю тишком.
Солдаты разложили одеяла, и Фёдор с Демидом улеглись. Николай же подкинул в костёр остаток хвороста и достал из своего сидора яблоко. Поглядел на него, повертел, и хотя яблочко было спелое да гладкое, достал коротенький нож и стал его на дольки делить. Да так неудачно поделил, что палец себе порезал.
– Тьфу ты, лихо, всё яблоко искровил, – пробормотал солдат и зашвырнул испачканный кровью плод подальше.
Затем немного отодвинулся от костра, разложил своё одеяло и прилёг на него сверху, на спину. Неспешно подсунул правую руку под голову, натянул треуголку на лоб и стал поглядывать из-под широкополой шляпы по сторонам.
Тихо потрескивал костёр. Лето шло на убыль, и ночи напоминали о скорой осени. Демид уже похрапывал, а Фёдор всё никак не мог устроиться и на разные лады подтыкал под себя одеяло. Однако ж водка хорошо разогнала кровь по жилам, и вскоре служивый задремал.
Старая дорога, возле которой заночевали путники, шла через луга и перелески, неторная, неспешно зарастающая травой, в иных местах пересекали ее звериные тропы. А нынче же на версту окрест не нашлось бы ни зайца, ни полёвки. Другие силы, противные живой природе, пришли сюда. И неспроста.
Большеголовые лысые серые твари с маленьким хилым телом подбирались к биваку. Длинными тонкими руками-крыльями, сложенными до поры в кожистые складки, они перебирали по земле, ползком сторожко крались к людям. Белёсые выпуклые глаза-блюдца на полморды не отрывались от беспечных путников.
Обыкновенно опасливые, на этот раз твари соблазнились подачкой – кровавым яблочком, которое одна из них вылизала дочиста.
Уже два-три шага оставалось до стоянки, когда тот самый человек – желанная добыча, зашевелился, будто бы что-то почуяв. Твари замерли; в сумраке, в неверном свете звёзд и остывающих углей костра их нельзя было отличить от кочки. И спящий лишь немного поворочался и снова лёг на спину.
Упырь подполз к солдату и тихонько положил мягкие длинные пальцы с загнутыми когтями тому на руку. Потянулся к шее, и тягучая грязная слюна стекла с круглого безгубого рта, где в круг, как спицы в тележном колесе, сидели треугольные зубы.
– Ах ты ж стервь, кафтан мне испоганил, – проворчал вовсе не спящий Николай и дыхнул в оскаленную морду чесночным духом.
Упырь отшатнулся, прижав лапу к провалу носа.
– Гляди-ка, не врёт людская молва, – пробормотал солдат, выхватил спрятанный до поры багинет*** и воткнул его в грудь ночному гостю.
Зашипев, два кровососа кинулись на человека. Один бросился в ноги и сразу же вонзил в бедро острые клыки. Второй растопырил кожистые крылья, накрыл ими голову жертвы. Тонкие лапы ухватили руки солдата и оказались на удивление сильными – Николай справлялся с трудом. Он несколько раз вслепую ткнул багинетом, а оседлавшего ноги приголубил коленом. Перекатился в сторону, вскочил и выставил перед собой клинок.
– Тревога!!!
Получившая пинок тварь угодила в угли костра и зашипела.
Демид взвился с постели, будто и снов не смотрел. Углядев серых кромешников, он без раздумий махнул левой рукой в сторону ближайшего. Из-под широкого рукава его кафтана вылетело било на ремешке и врезалось в затылок нечисти. Послышался хруст костей, и подранок повалился на землю.
Тот упырь, что свёл знакомство с коленом Николая, кинулся в темноту, на ходу расправляя перепончатые крылья; сделал взмах, второй – ещё немного и уйдёт!
Николай метнул багинет как смог, без подготовки, и угодил твари в крыло.
– Демид, будь добр, добей мертвечину!
– Теперь уж не сбегёт! – заявил солдат, в два шага догнал неловко семенящую нечисть и взмахнул кистенём.
Фёдор только пробудился и смотрел на происходящее сонно.
– Мерещится мне с устатку или и в самом деле упырь передо мной шевелится? – спросил оторопело и отодвинулся назад.
Позабыв, что отстегнул клинок, он шарил рукой по поясу.
– Он, он поганый, – ответил Николай, вынул из ножен тесак и снёс твари голову.
В стороне Демид потчевал недобитка кистенём – ударит и глядит: шевелится ли, нет ли? Но мертвяк после каждого удара продолжал трепыхаться.
– Тесаком, тесаком башку ему сровняй! Иль багинетом моим дорежь!
Тот так и поступил: выдернул из крыла клинок и ткнул им в тщедушную грудь упыря. Тогда только стервь затихла.
– Пошто так? – спросил Демид, возвращаясь к костру.
– Наше оружие освящено, а гасило твое нет.
– Эвон оно как… А кистенёк мой освятить можно?
Николай присел, стянул сапог и стал осматривать то место, куда цапнул его кромешник.
– Можно, отчего ж нельзя.
– И откуда эта гниль взялась? Ни хутора рядом, ни погоста, – удивился Фёдор, брезгливо отшвырнув ногой тело твари.
– Мыслю, дозор это, – ответил Николай. – И впрямь колдун али колдуница неподалёку, верно идём, стало быть. – Он взял фляжку и начал промывать рану. – Дурень я старый – нашёл, когда шутки шутить. Решил молву людскую проверить, и вот тебе – рану прижечь придётся. Братцы, дровишек расстарайтесь, будьте добреньки.
Демид пошёл за хворостом.
– Как же ты узнал, что эти нападут? –спросил Фёдор. – А нам что же не сказал?.
– Да не знал я, то бишь уверен не был, а потом уж не мог упредить – спугнуть боялся.
– Паря-то спит и виденья видит. Разбудить, что ли?
– Не надо, пусть отдыхает.
– А с этими что делать? Закопаем?
– Теперь-то уж не поднимутся, а утро придёт – в прах обратятся.
Подкинули в костер веток, Николай вновь достал из-за пазухи короткий толстый нож и положил в угли. Багинетом же очистил от коры ветку и приготовился к тяжкому испытанию.
– Сам прижмёшь или подсобить? – спросил Фёдор.
