– Здравствуй, Лев Галимович, здравствуй, доброго вечера! – сказал Колосков.
– Друзья, поедемте скорее ко мне, такая радость! Привезли нового жеребца! Огонь, вихрь, а не конь! Ещё узду плохо слушается, дикий зверь!
– Лев, мы не обедали, и…
– О чём, ты говоришь, кадерле кеше**, у меня всё будет. Помнишь вчера у князя турецкие яства? Мой повар делал, – со значением сказал искуситель.
Он знал, куда ударить, и заявление сразило исправника наповал, а новый Воронцов был согласен на всё.
– Постой, дай хотя бы горло промочить! В эту пору надобно выпить пива, – настоял исправник, и всей компании вынесли по чарке.
Победив жажду, дворяне двинулись в гости под неустанные похвалы Арслана своему приобретению.
Татарская часть Азовской слободы в Боброцске была относительно невелика, всего пять дворов. Но сами дворы расположились вольготно и не отказывали себе в широте размаха, ведь в их распоряжении была вся правая часть улицы.
Первый, самый длинный дом, по-видимому, раньше бывший общим жилищем, со стороны напоминал скорее крепость или острог. Одноэтажный, с редкими и узкими окнами, он наводил на мысль о том, что здешние жители опасались хозяев города…
Что ж, пожалуй, так оно и было, когда восемьдесят лет назад пять семей прибыли в далёкий, холодный и незнакомый Боброцск.
Но следующие здания говорили уже о гостеприимстве местных жителей. Двух-трёхэтажные дома переселенцев, тоже деревянные, но построенные в южном стиле, не походили на своего мрачного патриарха. Они позволяли себе кокетство, какового и в русских домах Боброцска не сыскалось бы – балкончики и мансардочки окружали их, казалось, со всех сторон.
Внутри татарское поселение напоминало большой хутор, в котором хозяйственные постройки, инвентарь и чумазая детвора, всё было общим.
– Сюда, сюда, дорогие гости, – радушно направлял Арслан, двигаясь по двору верхом.
Назади, в стороне от амбаров и огородов, в окружении низеньких яблонь и ягодных кустов, расположились конюшня и огороженный круг для выездки. В кругу, в стороне от людей, переминался с ноги на ногу небольшой красивый жеребец вороной масти.
– Вот, смотрите, каков красавец! – восхищённо проговорил мурза.
И действительно конёк был очень хорош: под блестящей чёрной шкурой переливались тугие мышцы, грива струилась в токах лёгкого ветерка, а хвост поднимался переливающимся фонтаном. Взгляд карих глаз, непокорный и вызывающий, только добавлял зверю притягательности.
– Да-а, красавец, – подтвердил Колосков. – А каков он в галопе? О! Я его ещё в табуне, в Тавриде, заприметил.
Корчысов перелез через ограду, достал из кармана яблоко и не спеша пошёл к жеребцу, на ходу выговаривая ему утешительные похвалы:
– Ах ты, красавец, умница, какой жеребчик…
Однако ж конь не принял доброго отношения – зафыркал, заржал, скакнул в сторону. Да и вел себя жеребец дёргано и взволнованно.
– Э, вот видишь, какая печально! – От расстройства мурза стал хуже говорить по-русски. – Георгий, может, тебя послушать?
Предложение было неожиданным, Воронцов никогда не объезжал коней и хотел было отказаться, когда вступил Колосков:
– Что ты, Лев, он ещё, чего доброго, покалечит нам гостя! Как можно?..
– Нет, отчего же, давайте попробуем, – решился капитан, побужденный к тому бог знает откуда взявшейся и совершенно мальчишеской гордостью.
Воронцов перелез через ограду и пошёл к животному, а мурза, напротив, вышел из круга и стал наблюдать с затаенным интересом.
Ещё на подходе Воронцов понял, что жеребца он просто так не успокоит и придётся обратиться к силам, которые не были напрямую дарованы людям Господом Богом. Никаких заклинаний или заговоров на успокоение зверя он не знал, а потому приходилось полагаться только на силу воли.
– Прости меня, Господи, грешного, прости, – пробормотал Воронцов и обратился внутрь себя, туда, где под сердцем жила душа.
Она откликнулась как всегда – тёплой живительной волной, прошедшей по телу и задержавшейся в глазах. Там, в глубине зрачков, вспыхнули и закружились золотистые искорки.
Это преображение испугало жеребца – он заржал, показывая зубы, поднялся на дыбы; когда же странный человек подошёл – попытался укусить протянутую руку.
Действовать на расстоянии было нельзя – спутники заметят чудеса – и Воронцов старался приблизиться с тем, чтобы накоротке заглянуть в распахнутый конский глаз.
– Георгий, брось, а ну как цапнет?! – крикнул исправник.
Когда жеребец попытался его достать, колдун вместо того чтобы отпрянуть – шагнул вперёд. Но не успел полностью убрать левую руку, и ему ожгло пальцы – конские зубы сомкнулись на них. Зато голова заклинателя сошлась с головой зверя почти вплотную, и ручеек золотистых искр порхнул тому в глаз.
Обида, боль, злость и испуг влились в сознание Воронцова, и разобраться с этими чувствами оказалось трудно, ведь и чародей испытывал противоречия внутри себя.
Контакт разорвался, а жеребец, чуть привстав на задние ноги, лягнул Георгия в бедро, отчего заклинатель рухнул как подкошенный.
– Георгий, Георгий, лежи, не вставай! – нарочито запричитал Арслан и заполошно полез на помощь.
Но раньше успел исправник, он так взволновался, что пошёл прямо так, как стоял – надавил пузом, упёрся и просто снёс ограждение. Великан подбежал к лежащему Воронцову и поднял его на руки, точно ребёнка.
– Лев, доктора! Куда нести? Показывай!
– Да-да, сейчас же… Шамиль! Беги за доктором, веди сюда хоть силой! В дом, в дом неси! Абельхаят, готовь постель! Фатима, Сафия, воды!
Удивительно, но эти двое смогли развести такое кудахтанье и суматоху, какую не осилила бы и дюжина баб – вокруг забегали домочадцы, из кустов чёрной смородины налетели прятавшиеся там пацанята, потянулись к источнику шума старые бабки.
– Сейчас же поставь меня на место, – процедил сквозь зубы Воронцов.
– Куда тебя ставить? Нога же!
– Поставь немедленно или нашей дружбе конец!
Колосков подчинился, и Георгий встал, опершись на его плечо. Нога болела, саднили пальцы, а в душе царило смятение от неудачи.
– Лев, твоего жеребца кто-то обидел. Может быть, несправедливо наказал. Навести его в стойле после кормёжки.
– А… да, рэхмэт, херметле, рэхмэт***, – сказал мурза смущенно.
Было видно, что слова гостя весьма и весьма удивили его.
С помощью Колоскова Георгий добрался до дома, где его поместили на широкий низкий диван в гостиной среди ковров и шитых подушечек.
В ожидании целителя исправник с мурзой начали лечить травмированного разного рода крепкими настойками и примочками. Так что, когда пришел врач, Георгий уже слабо ощущал свои раны.
