– Последний раз прошу, отворяй!
Ведьма не откликнулась.
Георгий начал читать речитатив заклинания.
Спустя пару строф солнечный луч искрой блеснул на кончике лезвия. Заклинатель опустил рапиру, и искорка сошла вниз, пробежала по прочерченной дорожке, поднялась на стену дома и обвилась вокруг. Тёплая, с каждым витком она становилась горячее и двигалась, оставляя за собой солнечный след. На третьем витке вокруг избы образовался горящий жёлтым круг.
Воронцов подцепил солнечную дорожку остриём рапиры и потянул на себя, стягивая петлю вокруг дома.
Заскрипели брёвна, а в подвале вокруг Прасковьиной головы обжигающими тисками сжалось огненное кольцо. Ведьма взвыла и раскидала руки в стороны – брёвна хаты вспучились иглами дикобраза и разлетелись окрест.
На сей раз Воронцов отпрыгнуть не успел, хоть и стоял не близко, и его крепко приложило круглым боком в грудь, да так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть. К счастью, и отшвырнуло тоже, и тяжкий вес многих брёвен не пал на него.
Крыша просела, облепив соломой одиноко торчащую печь с трубой.
– Кха, кхе… – просипел Воронцов, прижимая руку к груди.
– Да что ж это? Барин, ваше высокоблагородие! Как вы, не зашиблись? – запричитал Тихон. – Зачем же вы избу-то по брёвнышку раскатали?
– Да не я это… кхум-кхум… то есть, наверно, не я.
Воронцов не был в себе уверен, ведь заклинания иногда работали не совсем так, как было указано в книге, а именно это он раньше не использовал.
– Беги к капитан-исправнику, – медленно, чтобы не закашляться, приказал Георгий, – возьми у него мужиков и разберите завал, нужно всё осмотреть.
Ведьма внизу держалась руками за глаза, сдерживая струйки крови. Сами очи были целы, но кровоточили из-за резкого разрыва связи с избой… которой теперь и не было вовсе.
Надо спрятаться, спрятаться, этот проклятый латинянин не отстанет. Для этого было только одно место.
Прасковья подошла к огромному своему котлу на кованых куриных лапах, сначала забралась в него, а затем встала на края. Перемещая вес с края на край, стала раскачивать котел, а когда тот уже ходил из стороны в сторону и вот-вот готов был завалиться, выкрикнула Сильные слова и свалилась внутрь. Уменьшившись чуть не втрое, она упала на стенку котла, который тут же и перевернулся, накрыв её с головой. Ведьма свернулась клубочком на сырой земле и замерла, застыла неживой куклой, хотя от боли хотелось плакать.
Тихон с мужиками споро растащили брёвна и солому, но ничего интересного на месте избы не нашли. Уже ближе к вечеру отыскался лаз в подпол, где Воронцов обнаружил целую лабораторию. До ночи выносили туески и кубышки с ингредиентами, разного рода сушеные травы и вовсе не пойми что, напоминающее части тел животных. Всё найденное капитан записывал, сидя на бревне, в свой «le bloc-notes».
За работой его не покидала мысль о хозяйке всего этого добра. Георгий был уверен, что вступил в чародейский поединок. Но где противник? Или это такой вид волшбы, что может защищаться сам, без хозяина? Но тогда это немыслимое чудо! Значит, всё же ведьма, и она уже не здесь. После произошедшего едва ли её стоит искать в Боброцске. Но раз здесь чародейство налицо, стало быть, и в Берёзовке наверняка что-то есть. Утром, самым ранним утром в Берёзовку.
Завершив опись и приставив в охранение колченогого Прохора и двух мужиков Колоскова, Георгий отправился спать.
Огромный котёл, который и впятером не смогли стронуть с места, остался в подвале.
* Под – место в горниле печи, где печётся хлеб и пироги.
Глава 13
Гораздо позже рассвета, когда солнце уже незыблемо утвердилось на небе, и тени стали коротки, приехал Евсей. К тому времени Николай уж устал костерить своих соратников.
– Ну ладно Олег задремал, но ты-то как смог, Федор? И ведь кряхтел во сне, стонал на всю округу.
– Не знаю, бес попутал.
– Вот разве что.
– Здорово, защитнички! – издали крикнул возница. – Как улов? Щука или караси?
– Ты ещё позубоскаль.
– Да я что, я интересуюсь.
– Вот и прищеми свой длинный нос. Всё что видели – тайна, – осадил болтуна Николай.
Ведь коли тайна – стало быть, что-то было? Значит, растреплет балабол что-нибудь сам и врать не придётся.
– Как же, а что я скажу куме?
– Да ты уже порассказал небось.
– То одно, вчерашнее, а это новое, с другого угла.
– Всё, сказано тебе: тайна. Будет языком чесать, я устал.
Солдаты погрузились в телегу, а Олег пошёл рядом. Упрёки Николая он слушал со вниманием и понурив голову, но про себя не переставал вспоминать свой сон. Страшная концовка не смущала его и скоро забылась, а вот всадница на огненном коне так и неслась, так и скакала перед внутренним взором. Увидеть её, побыть рядом, вот что сделалось всего желанней.
Тряская телега не давала покоя Николаю – на каждую кочку нога отзывалась пренеприятной болью. В голове избранного старшим гуляли не менее неприятные мысли. Бесполезные, прямые нахлебники, вот что скажет господин капитан, когда узнает об этаком поиске – никого не словили, храпом и стонами всех чертей распугали. А ведь что-то было, Николай чувствовал это, только не показалось. Да и приметы, и следы указывали на нечисть. Утром, как рассвело, он доковылял до развалин церкви и осмотрел их. На брёвнах остова, на угольных краях были чёткие следы когтей, таких же, как и на стенах раскопов. Никакие безумные, лешим пуганые лисы не полезут на стены. А значит, он оплошал. Показал себя никчёмным рекрутом, лапотником, только оторвавшимся от сохи и ни бельмеса не смыслившим в деле. А если теперь нечисть и не покажется? О-хо-хо…
Фёдор же всё вспоминал свой сон – золото, такое реальное, тяжёлое даже на взгляд, прочно засело в его думах. А ну как сон в руку, и те норы и в самом деле ведут к кладу? Разом всё бросить и пожить по-человечески… Мысли эти надолго поселились в его голове.
А утро не замечало смурного настроя людей. Роса серебрилась на травах, тут и там перекликались какие-то птахи, порхала меж стеблей мошкара, и солнце освещало мир тёплым, золотым светом.
Встречные селяне здоровались, солдаты отвечали им неохотно, а Евсей гримасничал изо всех сил, пытаясь без слов показать значительность. К чему он это делал, он и сам бы не сказал, а так вот заведено у него было, что всё напоказ.
Добрались до Антипова двора, а там у плетня Богдан, казацкого головы человек, с Демидом препирается. Разговор их, видно, шёл уже какое-то время, потому как казацкая кобыла успела объесть всю траву вокруг.
– Да я ж тоби сам показав, що краще сабли ничого нэмае, – промолвил казак, подбоченясь.
– Хех какой ты важный, ну точно наш ротный кашевар. Как переписали в табели ихнего брата в кухмейстеры, так набрал он себе за щеки столько спеси, сколько не набирал щей.
