– Що? Що ты казав?
– Да ни що, а таковского прыгуна с саблей я уж не единого на штык наколол. И кабы не наша беспечность на постое, то вот бы вы нас взяли, – ехидно ответил Демид и скрутил собеседнику дулю.
– Ах ты змий, кабы нэ рана, так я уж поучил бы тэбэ, – схватился Богдан за рукоять сабли, но лишь для того, чтобы тут же её и отпустить. Ведь с раненого какой спрос.
– Эй, что вы петушитесь, точно недоросли перед девкой? – вмешался Николай. – Богдан, для чего тебя послали?
– Мэнэ послалы? Мэнэ нихто нэ може послаты! Мэнэ попросыв пан Степан заехать и поклыкаты вас до нашего хутора. И швыдко.
– Ну так передай пану, что мы с дела вернулись и раньше, чем после полудня, к нему заехать не сможем.
– Так я що тоби, оголец, бегать з посылкамы? Я свою справу зробыв, – сказал Богдан и сел в седло. – А з тобой, змий, ми ще побалакаем, – обратился он к Демиду.
– А то как же, кашевару-то я завсегда рад и ужо будет случай, так и сам попотчую!
Казак ожег кобылу плёткой и был таков.
– Дёма, куда ты вылез? Намокнет повязка-то, тебе ещё лежать и лежать, – напустился на друга Фёдор и хотел повести его обратно, но тот отмахнулся.
– Отстань, репейник. Мочи уж нет на стены глядеть, я уж все щели высмотрел. Сам вернусь, когда надо будет.
Фёдор не стал препираться, а только махнул рукой и пошёл в дом. Николай с Олегом двинулись следом.
Докладываться Антипу Николай не стал, отбрехался парой слов про следы и завалился на полати отдохнуть. Делать было нечего, как только будущей ночью снова идти в секрет. Но как идти, с кем? Разве что у Степана найдутся охотники.
Федор стал готовиться к перевязке, а Олег сел было на лавку, но не утерпел – начал ходить из угла в угол. Небывалый трепет овладел им – сегодня они поедут на хутор Перещибки, там будет она, его дочка – девица на огненном коне.
Но чем больше он предвкушал встречу, тем больше смущался – ведь немой он, как с ней изъяснится? Разве что письмом…
С собой у него имелись и принадлежности для письма, и молитвослов в крепком деревянном переплёте, где, он точно помнил, три последних листа были пустыми. Он со всей поспешностью отыскал его и сел за стол.
Книгу эту он получил от владыки Сергия в дорогу и, хотя знал там каждую молитву наизусть, испытывал и трепет, и почтение всякий раз, когда открывал её. Теперь же искусно выведенные буквы и ровные строчки не задержали его внимания, он пролистнул исписанные листы и лишь на мгновение замешкался на последних страницах. Вырвать или расплести переплёт? Вырвать казалось кощунством, но расплетать, а после обратно собирать было делом долгим, а ему не терпелось начать. Мгновение раздумывал над выбором недавний послушник и твёрдою рукою вырвал лист.
Поставил перед собой склянку с чернилами, положил перо. Что же написать? Никогда в жизни не сочинял он писем, лишь переписывал священные тексты. Может, оттуда что-то? Но на ум ничего подходящего не шло – цитаты о Деве Марии, о Богородице совсем не вязались с лихой всадницей с плёткой в руке.
– Что это ты, никак за письмо сел? – спросил Фёдор. Он закончил перевязывать ногу Николаю и готовил чистые лоскуты для Демида.
Что ответить?! Олег прикрыл пустой лист ладонями и несмело улыбнулся. Он и забыл, что не один в избе. Взял лист, склянку, перо и, всё так же смущённо улыбаясь, вышел.
А куда податься с бумагой на улице? И некуда, примостился кое-как на чурбаке у крыльца.
Письмо, письмо… письма начинают с обращения. Ой, а как же её звать? Степан называл имя? Нет, не называл… Если обратиться: «Дева»? Светлая дева, как в акафисте Пресвятой Богородице: «Радуйся, Светоносная Дева».
Только разумеет ли она грамоту? Да и захочет ли внимать убогому? Нет, конечно, не захочет. Так может, и не стоит ехать? Толку там от него никакого, да и вообще…
Олег опустил плечи и весь сгорбился, не успев написать ни слова. Недавнее возбуждение уступило место тоске и укоризне себе самому.
Осторожно ступая, чтобы не потревожить рану, к парню подошёл Демид.
– Что, Олежек, никак весточку Перещибкиной дочке готовишь?
Парень оглянулся на него снизу-вверх с видом пойманного в ладони птенца и тут же покраснел.
– Ха, угадал? Я-то сразу приметил, как ты тогда стоял, рот раззявив. И не токмо я, – хитро улыбнулся солдат и подмигнул. – Горячая девка, такая думает, что всем знает цену.
Олег склонил голову и обречённо махнул рукой.
– Э, ты погоди, негоже спину показывать, не сделав и выстрела. Ты верно рассудил – писем-то она от местных парней, небось, не получала.
Грусть мгновенно сменилась надеждой, и парень посмотрел на солдата с блеском в глазах.
Но как высказать?
Он показал чистый лист и развёл руками.
– Я всё равно плохо грамоту разумею, тут я не помощник. Ты лучше напиши одно слово или нарисуй что-нибудь, коли ты к письму способен, – посоветовал Демид и, более не смущая влюбленного, прошёл в дом – на перевязку.
Олег тут же склонился над листом, он уже знал, и что нарисовать, и что написать.
Когда солнце уж прошло полпути к закату, Николай, Фёдор и Олег собрались в гости. Извозчиком снова подрядили Евсея.
Узкая, резаная тележными колёсами, поросшая мелкой сорной травой дорога повела их через поля и рощицы мимо сгоревшей церкви прямо к холму, на вершине которого устроился широкий хутор.
Хотя хутором-то это хозяйство назвать можно было бы не вполне честно. Скорей, это был острог. С одной стороны, где холм обрывался круто вниз, стоял длинный бревенчатый господский дом, в одном месте, слева, имея в высоту три этажа. Ну точно смотровая башня с пристройкой. С трёх других сторон от стен этого главного строения шёл частокол, к которому изнутри лепились дома, амбары и хлев для скотины. В самом пологом месте, там, куда упиралась дорога, имелись крепкие ворота. У подножия холма, внизу, со стороны обрыва, стояли еще несколько дровяных сараев.
Хозяева увидали гостей загодя и встречали их с большим почтением. В широко распахнутых воротах столпились все обитатели хутора. Нарядно одетые девушки и девочки с цветами и лентами стояли впереди, за ними подкручивали висячие усы их отцы и братья, в третьем ряду гомонили бабы.
Евсей остановил кобылу, не доезжая пары саженей до хозяев, и все седоки повставали, а затем степенно подошли к встречающим. Разговоры смолкли, и только отдалённое кудахтанье кур нарушало уважительную тишину встречи.
– Здравствуйте на все четыре ветра, – с поклоном проговорила девушка с караваем в руке. – Отведайте нашего хлеба, будьте дорогими гостями.
– Благодарствуем, – ответил Николай с поклоном же. – Мир вашему дому.
Гости поочерёдно стали отламывать от каравая и есть хлеб.
