– Так, а остальные?
– Остальные тоже подхватились на телеги и до дому. Но без зерна! Понимаешь ты? Без зерна!
– Понимаю, понимаю.
– Эх, да что вы, солдаты, в этом можете понять? Вам харчи в котелках подносят, самим не надо добывать.
– Ладно-ладно, и я не в мундире родился. Скажи лучше, баба эта ещё с кем-нибудь говорила?
– Нет.
– А тронула кого?
– Нет.
– А сам ты туда ездил?
– Куда уж мне?! Я к вам!
– Ну, добро, всё верно сделал.
Антип-то правильно поступил, а что ему, Николаю, предпринять, вот вопрос. Понятно, что полудница к бабам в полях приходила, но зачем? И что с ней делать? Да и можно ли с ней что-то сделать, кроме как уговорить? Ответов Николай не знал.
Фёдор сидел беспокойно, всё хмурился и озирался вокруг, иногда подолгу вглядываясь в какую-то далекую точку. Ему мерещилась полудница с серпом, и встречи с ней он вовсе не желал.
Олега же чудные дела уже не занимали. Все его мысли надолго поселились в конюшне Перещибкиного хутора. Вновь и вновь он возвращался к встрече с Олесей и спрашивал сам себя: всё ли так, всё ли правильно? Понравился ли ей рисунок и когда доведётся увидеть её ещё раз? В том, что доведётся, он не сомневался.
Ехали не шибко быстро, но и не плелись праздно и через полчаса прибыли на место – ржаное поле, ещё немного, с одного края, тронутое серпами.
Вдоль наезженной колеи стояли скирды, а чуть дальше лежали не связанные охапки, но большая часть поля была не убрана. Колосья уже перестаивали.
Казаки разъехались в стороны, но ничего необычного не видели. На земле валялись забытые впопыхах грабли, серпы, попался узелок с дневным перекусом, крынка молока.
Перещибка чувствовал себя неуверенно – он казацкий голова, он главный, но что делать – непонятно.
– Ну, що, други, що будэмо робыть? – отдал он всё же право решать Николаю.
– Пока ничего, а лучше бы вам вернуться на дорогу.
Николай прошёл к границе срезанной неубранной ржи и потрогал стебли – ничего, никакой крапивы.
– Нечистой силы здесь больше нет, – объявил он.
– И що ж теперь?
– Пока ничего.
– Э-э-э… – неопределённо промычал голова и отъехал переговорить с Антипом.
Николай же двинулся, хромая, вдоль границы, то тут, то там проверяя прикосновением колосья.
А Фёдор, обрадовавшись, что нечисть сгинула, слез с телеги и пошёл к скирдам.
– Добро, добро… – приговаривал он, осматривая их.
Вот чем должны заниматься люди – хлеб растить, а не гоняться не пойми за чем, не тыкать друг дружку штыками, не палить из пушек!
А вот тут непорядок – он подошёл к не сложенным ещё охапкам и нагнулся собрать их. Но помешал заткнутый за пояс пистолет.
Фёдор взглянул на него, как в первый раз увидавши – зачем он? Вовсе не нужен! Отбросил в сторону и отстегнул ремень с тесаком. Снова нагнулся и стал собирать копну.
Он поддался старой своей мечте о хозяйстве и теперь дал волю рукам, истосковавшимся по работе в поле. В его родимой сторонке скирды собирали не так, как здесь: не всё вместе – стожком, а в три небольшие связанные между собой копны, навроде рогатки против кавалерии.
Вот так, вот так. Перевяжем сначала две, а теперь добавим третью… Как закончил, отыскал брошенный серп и пошёл жать. Только взялся за колосья, как почувствовал ожог – крапива!
Тут же в отдалении вскрикнул Николай.
– Мать честная, да что же это?! – Фёдор в ужасе отдёрнул руку. – Да что ж, мне никогда теперь не поработать?!
Как в памятный раз, расступилась трава, и явилась полудница.
– Помогай тебе Велес, – обратилась она к Фёдору.
– Сгинь, сгинь, пропади пропадом! – воскликнул тот и попятился.
Казаки взволновались – кто-то крестился, кто-то тянул саблю, а иные двинулись уже обходить прозрачную бабу с боков.
– Не видал ли ты дочку мою, Отрадку? – Дух по-прежнему обращался к Фёдору.
– Стойте, назад! – Николай замахал казакам руками, и те послушали. – Пороша! – окликнул он. – Пороша, мы дочку твою не видали.
– А где же она?! Отрада-а-а-а! – позвал дух, и вышло так громко и пронзительно, словно ветер завыл.
Николай обернулся на Олега, вдруг он как давеча сможет? Но Олег сидел на телеге и только смотрел на полудницу, чуть улыбаясь.
– Олег, можешь помочь?
Парень сперва не понял – чем, но быстро сообразил, кивнул и подскочил к духу. Взял за руку и стал молиться. Он просил Бога помочь в горе, ниспослать утешение. Казалось, послушник делал всё как тогда, но ничего не произошло. Обескураженный, Олег только развёл руками и отошёл.
Полудница склонила голову и стала истаивать.
– Пороша, а ведь в деревне была твоя дочка, помнишь? – торопливо заговорил Николай, чувствуя, что если он её упустит сейчас, то она уже не появится.
– Была в деревне.
– Там и надо спросить.
– Нет мне хода с этих полей, – она развела руками, – здесь я поставлена моей хозяйкой.
– А что же, она тебя не отпустит? – Николай шел по краю – и про хозяйку надо узнать и спугнуть нельзя.
– Не отпустит.
– А давай я за тебя попрошу, – неожиданно для себя решился он.
– Ты? За меня? – удивилась полудница. – Попроси!!! – Она быстро приблизилась, взяла его за руку и повлекла в поля.
И глазом моргнуть никто не успел, как Николай и полудница исчезли – только рожь всколыхнулась.
Георгий лежал на той же самой лавке, но уже развязанный и с влажной повязкой на голове. После того как сняли путы, недавний пленник попытался сесть, но не смог – закружилась голова, и он кулем повалился обратно.
– Эк тебя Берендейка… не помиловал, – притворно посокрушалась карга.
Бабкин помощник бегал взад-вперёд по избе и не столько помогал, сколько мешал старухе готовить целебное зелье.
– Всё, уйди, Прасковку лучше позови, она лечить словом может.
Угрюмый просвистел в ответ и двинулся к левому углу избы. Брёвна пришли в движение, разошлись, посыпался мох, и открылся лаз, куда квадратный человечек немедленно и юркнул. Георгий лежал к тому месту головой, но извернулся и всё углядел. Волшебство, настоящее, то самое, что он разыскивал, свершилось прямо у него на глазах.
– Как вы это делаете – без слов?
– А это и не я, соколик, это Берендейка умеет пути открывать, таков уж он уродился.
– А кто он?
– Да кто ж его знает, сам же слыхал, речи он не разумеет. Нашла я его в давние годы, приютила.
