Под вечер стало ясно, что люди на приступ идти не стремятся. Мурза бегал от шатра князя к палаткам своих земляков и обратно, но парламентёра из него не вышло – Семихватов распорядился повторить ритуал.
По одному, по два людей снова стали выводить за пределы лагеря. И вот это уже вызвало бунт – с десяток татар напали на охрану князя.
Всё произошло стремительно. Только что вокруг шла повседневная жизнь – одни несли в котлах воду, другие тащили хворост, третьи просто подошли к страже почесать языками о чём-то. И вдруг, как по щелчку пальцами, все вокруг устремились к шатру, а охранников уже резали кинжалами!
Бунтовщики ворвались в шатёр с нескольких сторон, и оттуда сразу послышались крики ярости и звон стали – внутри тоже была охрана.
Стражники Воронцова переглянулись, и двое из них рванули на подмогу своему господину. А Георгий отвернулся и начал читать заклинание, благо солнце ещё не село.
Однако он ничего не успел – покушение закончилось так же стремительно, как и началось. В один миг внутри шатра что-то произошло, и шум стих. Сразу после этого полог отодвинулся, и наружу вышли двое стражников, огляделись и позвали Семихватова с колдуном. Князь был бледен, а колдун – чуден. Всегдашняя его цепь одним своим концом изгибалась и возвышалась над хозяином, чуть покачиваясь из стороны в сторону, словно кобра, готовая ударить ближайшего врага. Последние звенья, напоминающие голову змеи, были в крови.
Врагов вокруг уже не было. Князь баюкал левую руку, меж пальцев, зажимавших рану, сочилась кровь. Он огляделся – вокруг собирались люди, и угадать их настроение было сложно. В сопровождении колдуна, быстро, но с прямой спиной, он двинулся прочь из лагеря.
Но Воронцов был уверен: если б никто не видел, то князь побежал бы бегом. Лицо его было белым от страха, а затравленный взгляд выдавал с головой.
Однако немногие смотрели на хозяина лагеря, большинство взглядов приковал к себе колдун и вовсе не цепью, но ранами: руки его были иссечены глубокими порезами, кусок кожи свисал с правой стороны головы так, что была видна кость черепа, а в животе торчала рукоять кинжала.
А он шёл и хихикал в своей обычной манере.
Вскоре за князем поспешил Корчысов вместе с двумя десятками своих людей. Вослед ему потянулись слуги и лакеи князя, а также некоторые наёмники. Это походило на отделение верных от прочих. В палатках на задах оставалось ещё не менее трёх дюжин татар. Кто-то из них не разобрался в произошедшем, кто-то, наоборот, хорошо понимал, что случилось и что будет дальше.
Георгий не мог с места своей привязи разглядеть, куда отправился князь, и потому, скорчившись от взгляда стражей под телегами, прочел заклинание ворона.
Крошечная птичка выпорхнула с внешней стороны лагеря, поднялась повыше и быстро заметила скопление людей.
Семихватов в компании колдуна и Корчысова и в окружении причащенных обнаружился в стороне от выхода из лагеря, саженях в двадцати, рядом с тем местом, где колдун готовил новый ритуал. На этот раз в котле стояла только лошадь.
– Люди не хотят становиться как эти, – показал мурза на причащенных, – и кто бы захотел? Нужно дать людям время, и они пойдут на приступ.
– Я уже видел, как они пошли на приступ! Вот, вот как пошли! – вскричал князь, показывая забинтованную руку. – Бунтовщики, мерзавцы! Я знаю, что у них на уме! – Он гневно поглядел на Корчысова: – А где был ты и твои люди, когда меня резали?!
– Херметле Борис Константинович, я увещевал старшин! А нападение совершили только люди из рода Бек-Бушлаев, все они уже мертвы!
Князь смерил мурзу взглядом.
– И что же старшины? Рвутся в бой после твоих… увещеваний?!
– Они покорны.
– Покорны… Что ж, тогда пусть причащаются. Я больше никому не верю.
– Но херметле…
– Всё! Передай им мои условия. – Князь задумался на мгновение. – Старшины получат половину долей своих людей, если приведут всех. Сразу, сейчас. И смогут уйти. Всё, иди.
Мурза побрёл в лагерь. Георгий отозвал своего соглядатая, но ворон на обратном пути, поднявшись несколько выше, углядел движение на другом конце лагеря. Оказалось, что непокорные татары разбирают телеги и рогатки с очевидной целью – бежать.
Нужно было задержать Корчысова и дать им время на это благое дело!
Георгий выбрался из-под телеги и окликнул мурзу:
– Лев Галимович! Прошу вас на два слова!
Перед глазами порхало изображение из глаз ворона, и потому Георгий несколько промахнулся с обращением – мурза ещё не появился в проёме входа. Но услышал и подошёл.
– Что вам угодно?
– Я хотел сказать, что не держу на вас зла из-за того недоразумения в Боброцске.
Мурза поглядел на Воронцова со смесью непонимания и удивления.
– Очень хорошо. – Он повернулся, чтобы продолжить путь.
– Катерина Сергеевна… – начал Воронцов, и мурза снова повернулся к нему. – Она не питает ко мне никаких чувств, кроме дружеских, и это взаимно.
Корчысов подошёл ближе и заговорил со злостью:
– Не надо, не надо мне про неё говорить. Ты ничего о ней не знаешь. И не лезь! Она, лучшая из женщин, вынуждена была встречаться с тобой!
– Зачем же?
– Не твоё это дело! Тебе мало сидеть на цепи?! Скажу князю – посадит в яму!
– О, нет-нет, – поднял руки Воронцов в притворном страхе, – не надо.
Мурза снова отвернулся, собираясь уходить, а Воронцов снова ему не дал.
– Он вам уже и так не верит, Арслан.
А ведь и в самом деле, князь не верит помощнику, и тот наверняка опасается этого. Георгий лихорадочно соображал – как повернуть разговор так, чтобы вбить клин между союзниками.
– Попомните моё слово, – добавил он, – придёт и ваш черёд причаститься безумия!
Корчысов остановился, а затем возвратился.
– Да что ты об этом знаешь?
– Поверьте, уж кое-что знаю. Не про князя, нет. Но про колдуна. Взгляните-ка сюда. – И Георгий продемонстрировал Корчысову чудесного ворона.
Крошечная птичка попрыгала на ладони, а потом легким дымком слетела в кольцо и там застыла.
– Что? И ты тоже?!
– Да. И я прибыл в Боброцск не за разбойниками.
– А за кем?
– За ним. Он бунтовщик, преступник и слуга дьявола. Он вас всех сведёт прямиком в преисподнюю.
– Я… я тебе не верю. Ты просто хочешь сбежать.
– Конечно, я хочу сбежать! Это, – Георгий поднял руки в цепях, – не входило в мои планы. Но подумайте – зачем человеку от самого Шешкова ехать из Петербурга куда-то в тмутаракань? По делу о разбойниках? О пожаре?
Мурза молчал, но было видно, что он, хотя и не убеждён, но колеблется.
